Холодный ветер, строптивая вода

– Красавицы – редкое явление по эту сторону гор, – эхом раздалось вокруг меня.

Я встала, огляделась по сторонам, но никого не увидела.

– Вы не побоялись прийти. Вызвались на переговоры. Так любите мужа?

По-прежнему никого вокруг. Я не стала отвечать на вопрос и сказала:

– Покажитесь.

Мой голос тоже эхом пронесся по плато. Странно. Здесь открытое пространство. Откуда эхо?

– Это какой-то мираж? – спросила я. – Вы рядом, не так ли?

Эхо разносило мои слова, ударяясь о невидимые препятствия.

– А вы еще и умны. Это вдвойне приятно.

Пространство с одного края исказилось и дрогнуло, и из него на плато шагнул высокий, худой, одетый в черное человек. Его лицо было продолговатым, с мощной челюстью, высокими скулами. А глаза абсолютно красными, без черных зрачков.

– Рахман, – сказала я.

– Мы уже встречались? – спросил он.

– Нет. Но я много слышала о вас.

– И в ближайшее время услышите еще больше. Мне нужна Франкия. И я ее получу.

Я без страха смотрела в красные глаза, думая лишь об одном: как выручить Генриха?

– Вы любите мужа? – спросил Рахман.

Я снова ушла от прямого ответа.

– Если бы не любила, думаете, я бы явилась сюда, к вам?

Ухмылка скользнула по его лицу.

– Ваши требования? – спросила я.

– Сначала я хочу вам кое-что показать.

Рахман взмахнул плащом, и пространство вокруг поменялось. Мы стояли теперь на самой высокой башне его крепости, а внизу текли золотисто-алые реки, похожие на лаву. И тысячные войска маршировали к горам.

– Скоро Франкия падет. Так или иначе. Как видите, на нашей стороне преимущество в силе. А мои новые летучие отряды с подземными демонами позволят нам легко перейти через горы.

Мое сердце болезненно сжалось. Глядя на массы передвигающихся войск, я думала о том, как мы были наивны, соскребая со всех соседних стран военную помощь. Нам никогда не заиметь столько солдат.

– И все они послушные, исполнительные, их воля принадлежит мне. Они легко могут пожертвовать собой, потому что не чувствуют боли, – похвастался Рахман.

Я содрогнулась.

– А теперь пойдемте, ваше величество.

Я последовала за магом вниз по винтовой лестнице. У меня было только одно желание: поскорее увидеть короля, убедиться, что он жив. Я еще не знала, что буду делать. Одно ясно: война проиграна. Нам не победить Рахмана. Особенно сейчас, когда Генрих в плену. Я чувствовала полнейшее бессилие и отчаяние.

Мы спустились в подвал башни. Рахман отпер низкую деревянную дверь с массивными коваными петлями и пропустил меня вперед. Я вошла и сразу увидела Генриха, стоящего на коленях: руки короля были в цепях, прикованных к стене, на шее железный ошейник. Мое сердце замерло от боли, таким уязвимым он показался. Король поднял голову, узнал меня, и на его лице появилась тревога.

– Эллен! Что ты тут делаешь?

Вместо ответа я бросилась к нему на шею и крепко обняла. Генрих не мог обнять меня, ему не позволяли цепи, но он дернул за них, пытаясь прижать меня к себе.

– Почему ты здесь?

Он прижался к моей щеке, голос его дрожал.

– Для переговоров. Я должна заключить договор, чтобы вызволить тебя отсюда.

Я шептала ему об этом на ухо, едва не плача. Как объяснить Генриху, что эта война проиграна? Как принять это самой?

– Послушай меня, Эллен, ты должна продолжать. Не вздумай капитулировать из-за меня, к нам должны прийти скоро силы, собранные Верховным Жрецом…

– Все кончено, Генрих, – прервала его я. – У Рахмана тысячи людей, крылатые демоны, они легко перейдут через горы. Нам не сдержать их. Мы можем лишь попытаться заключить договор, чтобы остаться в живых…

– Эллен, нет. Это гибельно для Франкии. Послушай меня, заклинаю, послушай… – жарко зашептал он мне на ухо. – Моя жизнь ничего не значит. Спаси остальных. Верховный Жрец поможет тебе вернуться в твой мир, только не сдавайся, удержи наши границы. Прошу тебя, умоляю… Спаси Франкию.

– Я тебя здесь не оставлю, никогда. Ни за что.

– Оставишь! Это приказ! – Он отстранился от меня. В глазах короля стояли слезы. – Я тебе приказываю не сдаваться!

– Ты нужен этому миру, Генрих… Без тебя Франкия погибнет. Все погибнут. Весь мир… Я не могу пожертвовать тобой. Прости.

– Пойдемте, ваше величество. – Голос Рахмана прозвучал в камере так внезапно, что я вздрогнула. – Обсудим вашу капитуляцию.

Я встала с колен, Генрих посмотрел на меня холодно и сказал:

– Если ты предашь Франкию, Эллен, я тебя прокляну.

И столько ненависти было в его взгляде, что на мгновение во мне заиграл гнев, вспыхнула обида. Но я тут же подавила их. Он боится за свой народ. Боится стать причиной его гибели.

– Я не дам тебе погибнуть напрасно, Генрих. И можешь делать со мной все, что хочешь. Но сначала я тебя освобожу. И помни: ты не виноват. Во всем виновата буду я одна.

Я повернулась к нему спиной и вышла из камеры, высоко подняв голову, а мне в спину, словно холодные ножи, врезались его отчаянные крики:

– Нет, Эллен! Не делай этого! Ты всех погубишь! Эллен!

Это был вопль человека, который осознает всю безысходность своего положения, но не хочет с ней смириться.