Холоп-ополченец [Книга 1]

Михайла слез с лошади и не заметил, как кто-то взял ее за повод и увел. Он сел на пенек и задумался.

Что ж им теперь делать? Мордвины, верно, на Арзамас пойдут, с Воротынским биться станут. А ну, как Воротынский побьет мордвинов, да их всех в полон заберет? Не сдобровать им тогда. Запорет всех насмерть. Сбежать им, что ли? Да куда податься? Неужто назад к Воротынскому? Тогда уж воли как своих ушей не видать.

Кто-то тронул его за плечо. Над ним стоял Невежка.

— Михалка, а Михалка, ты чего замстился? Наперед бы знать, не ходить бы воевать!

Михайла усмехнулся.

— Вы-то много воевали? А вот дале как? На Арзамас они пойдут, а туда наш князь войско ведет.

— Ну, коли так, нам с ими не по пути. Что за сласть самим волку в пасть?

— А куда ж деваться-то?

— Да уж коли волю добывать, так к тому и податься, кто сулит дать.

— К царю Дмитрию, что ли?

— Али к нему, али к тому, что лист прислал, к воеводе его, к Болотникову. Ведаешь, Михалка, что про того Болотникова сказывают?

— Ну? Чего?

— Да он будто тоже холопом был у князя одного. А ноне, гляди, в воеводы вышел.

— Но? Ну что ж, Невежка! Коли назад нам пути нет, давай дальше пробираться. Как лишь мы его разыщем?

— Ништо. Кто ищет, тот и сыщет. Не иголка, чай.

— Ладно, Невежка. Ты мужиков опроси. Кто с нами пойдет, те пусть, как кормить вас станут, посуют чего ни то в кошели, а как все спать полягут, я к вам подойду. Мы уползем в лес, схоронимся, а чуть свет — уйдем.

Михайле стало полегче, когда он решился итти разыскивать Болотникова. Больше всего не любил он сидеть на месте и ждать. Теперь он хотел одного: чтоб поскорей день прошел и ночь настала.

Откуда-то приехал Артюшкин, зашел в шалаш к Варкадину, поговорил с ним, потом вышел и позвал Михайлу похлебку есть. Он поел с удовольствием — накануне весь день не ел горячего. Ломоть хлеба он сунул за пазуху.

Только что они успели пообедать, как из шалаша вышел Варкадин с Вечкой и что-то громко крикнул по-мордовски. Все мордвины повскакали с мест и побежали в задний конец поляны. Артюшкин тоже встал и хлопнул Михайлу по плечу.

— Вставай! Сейчас выступаем. Я тебе лошадь приведу.

— Как выступаем? — спросил Михайла. — Разве ночевать здесь не будем?

— Стало быть, нет. Аль полюбилось у нас?

Михайла испугался. Как же теперь будет? Ему, наверно, придется ехать впереди, а мужиков погонят сзади. Им и не сговориться. Но делать было нечего. Через пять минут мордвины были на лошадях. Привели лошадь Варкадину, Артюшкин вел двух лошадей, себе и Михайле.

Михайла вскочил в седло и спросил Артюшкина, дали ли мужикам лошадей.

— Ладно и так, — ответил тот. — За ними обоз пойдет, подгонят, коли надо.

Михайла еще больше приуныл. И не сговоришься, а коли и уйдут, все одно пешком.

Теперь Варкадин поехал в другую сторону, к заднему концу поляны. Там, когда они проезжали, еще спешно вязали вьюки, грузили телеги и сгоняли табун. Мужики тоже завязывали кошели, подпоясывались — собирались в дорогу.

Невежка протолкался к Михайле и крикнул:

— Гляди-ка, стремя у тебя чуть не до земли болтается, дай подтяну.

Михайла направил лошадь из толпы в сторону и выпростал ногу. Невежка, делая вид, что подтягивает стремя, зашептал ему:

До Кудьмы-то нам одна дорога, а за Кудьмой им на полдень, на Сивуху да на Пьяный Майдан, а нам на закат, на Ворсму да на Павлово. Как переправимся, тут ты и гляди в оба, — ельник там на другом берегу, ты в него сверни и дожидай нас… Ну вот, — прибавил он громко, — так-то лучше будет. Езжай!

Михайла стегнул лошадь и поскакал догонять Артюшкина.

Мордвины ехали густыми рядами, весело перекликаясь. За спинами у всех висели луки и стрелы. Дувший с утра ветер нагнал тучи. В лесу потемнело, и начал накрапывать дождь. Но его никто и не замечал. Веселые голоса не замолкали, прерываясь иногда дружными раскатами хохота.

«Ишь, веселый народ, — с завистью думал Михайла, — словно на пир едут…»

— Артюшкин, — сказал он, поворотясь к тому. — Куда это тебя Варкадин посылал?

— А к Мо́скову воеводе, — ответил Артюшкин. — Ишь, не пришел тот под Нижний. Варкадин сердится. Говорит, коли врозь будем, никогда русских не побьем. За это, говорит, нас еще Тюштя царь проклял. Велел мне и Мо́скову про то сказать.

— Какой такой Тюштя царь? Не слыхал я про такого, — сказал Михайла.

— А он тоже встарину жил, — сказал Артюшкин. — Мордвины тогда сами по себе жили, царство у них свое было, и у Тюшти этого дворец большой был, и кругом караульные ходили. Вот раз караульный и кричит: «Ничего-то ты, Тюштя царь, не видишь, не слышишь, а на нас русская рать идет!» Тюштя царь вышел на высокое крыльцо, видит — и правда: издалека русское войско идет. Он сейчас и взговорил: