Хороший человек

— И-и, вся деревня знает уже, что Мадла в Вене, только никому не ведомо, у кого она служит, даже и мы не знали; но и сейчас мы никому не скажем. Мать на нее не сердится, а отчим и видеть ее не хочет и знай себе держится за своего мельника, этого безбожника. Тетка боится: мельник грозился найти Мадленку и в Вене, потому что он любой ценой хочет ее получить; ходят слухи, что он собирается продать мельницу. Скажите ей, дядюшка, чтоб она остерегалась. Да тетка долго и не оставит ее там. Вам-то я могу рассказать, дядюшка, — Томеш, сын судьи, не прочь жениться на ней; они знают, что тетка все свое добро откажет Мадле, вот судья и думает, что Томешу это было бы кстати. Да и тетке этот брак по душе — Томеш честный парень, хорошо воспитан и хозяйственный; он на год будет постарше Мадленки.

— А любит ли его Мадленка? — нерешительно спросил Гаек.

— Этого по совести сказать не могу, кто же может человеку в душу заглянуть? Насколько я знаю, Мадла никого еще не выбрала. Но чего нет, то может случиться, когда она вернется домой, — проговорила Бета и долго еще рассказывала о том, как все скучают по девушке, как тетка с утра до ночи ее вспоминает, а под конец спросила про Вавржинека. Узнав, что никто о нем не слыхал, старая Бета пожалела мальчика.

Доехав до Малой Скалички, Гаек отдал Бете письмецо, напоминая, чтоб они скорее готовили ответ — долго дома он не задержится. Поблагодарив возчика, Бета ушла, а он продолжал свой путь, полный новых тревожных мыслей.

Старуха Гаекова очень любила своего сына, и когда он приезжал домой, в доме воцарялся светлый праздник. Приходили соседи проведать его, он, в свою очередь, отправлялся посидеть в компании, летом — под деревом у корчмы, зимой — в самой корчме. Его охотно слушали даже старики: единственные новости, которые доходили до деревни в течение года, привозил Гаек. На этот раз Гаека нетерпеливо ждали сестра и молодой Заруба; от его слова зависело их счастье. «Потерпите немного, я раньше с Иржиком сама поговорю», — сказала им мать в то утро, когда приехал Гаек. Хотя он и не подал вида, что его что-то мучит и угнетает, мать сразу увидела, что голова его чем-то занята. Она пыталась расспросить сына, но ничего не узнала. Тогда она пошла на хитрость, решив все выведать у Якуба — уже не раз пробовала она так делать, но всегда безуспешно. «Вот человек, этот Куба, — говорила старуха дочери, — я говорю, говорю, и все как об стенку горох, слова из него не выжмешь». Зная, что у Гаека бывают различные заботы в его деле и много расходов, она в конце концов этому и приписала перемену в сыне.

Целый день мать не начинала разговора. После ужина, когда работники и дочь вышли из горницы, Гаек остался за столом. Мать сновала по комнате, а Гаек рассеянно постукивал ножом о стол, думая о Мадленке, о том, как было бы хорошо, если бы она сидела возле него как хозяйка. Тогда мать подсела к столу и, взяв нож у него из рук, проговорила:

— Не могу этого слышать, разве ты не знаешь, что этим стуком нужду в дом накликать можно? Покойник отец никогда так не делал

— Я забыл, что вы не любите этого, матушка, — улыбнулся Гаек, нисколько не упрекая мать в суеверии, как упрекнул бы другого.

— Ну ладно, я ведь ничего не говорю. А есть у меня что-то на душе, Иржик, и хочется мне, чтоб ты меня выслушал, — через некоторое время сказала старуха.

— Говорите, матушка, рад буду послушать вас, — отозвался Гаек, не ожидая ничего иного, как новой просьбы жениться; но на этот раз он ошибся.

— Вчера был тут старый Заруба, — начала мать, — и говорил со мной о том, чтоб отдать Маркиту за Енеша. Я ему ничего не обещала, сказала — ты приедешь, тогда тебя спросим. Ну, как ты думаешь?

— Да, но ведь Маркита еще ребенок? — удивился Гаек.

— Это так тебе кажется; ведь Марките было десять лет, когда умер отец, с тех пор идет уже седьмой год, стало быть, ей — семнадцатый, Енешу — двадцать четыре, разница в годах не велика. И пословица говорит — сына ожени, когда хочешь, а дочь замуж отдай, когда можешь. Зарубы — хорошие люди. Енеш — единственный сын, мы лучше и желать не можем Марките.

— Что ж, если и Маркита того хочет, я ничего против не имею, Зарубы — хорошая семья.

— Сам знаешь, Иржик, я не заставляла бы ее, если б она сама не хотела, они не надышатся друг на друга. Ну, а теперь, раз и ты согласен, может быть сговор, пока ты дома, а после жатвы свадьба. Ах, Иржик, как бы хотелось мне и тебя женатым увидать! Я стара — долго ли еще протяну? На ком будет хозяйство, когда Маркита уйдет из дому? Может, видел ты сестренку Енеша, Верунку? Красивая, хорошая девушка, она ровесница Марките.

— Ну, к ней я возрастом не подошел бы, матушка, по вашим же расчетам: ведь я на семь лет старше Енеша; разница между нами очень уж велика! — лукаво улыбнулся Гаек.

— Ну, на несколько лет больше или меньше — ничего не значит, когда двое любят друг друга; говорится же, что лучшая разница в летах, когда «парень на лугу, а девчонка в колыбели». Послушай, Иржик, моего совета, возьми в жены Верунку, хорошо сделаешь, да и я успокоюсь.