— Я знаю, матушка, — отвечал Гаек, беря мать за руку, — вы не хотите, чтобы я женился только ради вас, вы ведь хотите, чтоб я это сделал ради себя самого; так прошу же вас — не уговаривайте меня выбрать ту или другую девушку. Верунка — красивая, хорошая, но в жены ее брать я не хочу. Я уже выбрал, матушка, выбрал себе по сердцу, и если она мне не достанется, так никого не хочу.
— Иржик, сынок, да уж не ве...
— Не бойтесь, матушка, — прервал ее Гаек, — она не венка и не городская; она из нашего сословия, красивая и такая же добрая да хорошая, как и вы, матушка.
— Так почему ж ты тогда, Иржик, не приведешь ее, раз думаешь, что будешь с ней счастлив?
— А я должен раньше узнать — любит ли она меня.
— Как же ей тебя не любить! — воскликнула старуха.
Гаек улыбнулся этому и, так как в комнату в эту минуту вошла Маркита, шепнул матери, чтоб та его не выдавала. Он не мог понять — то ли потому, что Маркита уже заневестилась, то ли потому, что раньше он не обращал такого внимания на сестру, только теперь она показалась ему гораздо взрослее и красивее, чем прежде. Он притянул ее к себе на лавку, и мать сказала ей, о чем она договорилась с Иржиком. Девушка вспыхнула, как ягода калина, и слезы брызнули у нее из глаз — те слезы, что не туманят взора.
На другой день у Гаеков был сговор, и было решено тотчас после жатвы сыграть свадьбу.
Был чудный воскресный день. Мадла была свободна целых полдня, чему она уже заранее радовалась всю неделю, потому что уговорилась с пани Катериной и Михалом поехать за город. Лена тоже должна была пойти с ними. Анинки же не было в Вене. Вообще за последнее время что-то изменилось в отношениях между девушками. Анинка была грустна, и никто не знал почему; Лена уже не служила, а жила в семье знакомой госпожи Катерины, зарабатывая на хлеб шитьем. Сначала госпожа Катерина и слышать не хотела, чтоб Лена оставила службу, но, убедившись в том, что девушка упряма и тверда в своем намерении, и опасаясь, как бы она не обратилась к другим людям и не попала бы в плохие руки, она нашла ей место и позаботилась о заказах. Но госпожа Катерина не знала, что Лену любит молодой человек, сын богатого фабриканта, и что она его любит и ушла с места из-за него; госпожа Катерина видела в Лене строптивую, гордую натуру, которая не желает никого слушать. Мадла знала тайну, но не хотела выдавать подругу; она сама часто убеждала Лену не завязывать отношений с барским сыном, предупреждала, что это грозит несчастьем.
— Если бы я даже знала, что буду с ним несчастна, все равно не расстанусь с ним, — отвечала Лена. — Я ведь не боюсь, что он меня обманет, — он честный человек и искренно меня любит. Он сказал мне — если родители не разрешат ему жениться на мне, он уйдет из дома, найдет себе где-нибудь работу и все-таки на мне женится. Работать я тоже умею, отчего же нам не пожениться?
И Мадле приходилось умолкать; ведь по собственному опыту она знала, что напрасно пытаться отговаривать кого-нибудь от того, что мило, — пусть оно даже наполовину гнило.
Госпожа Катерина, узнав через Анчу о том, что место у Мадлы не столь уж хорошее, как она предполагала, очень огорчилась, но тем более стала уважать Мадлу за то, что та ей ни словечком не обмолвилась. Когда Лена ушла со службы, госпожа Катерина предложила Мадле занять ее место; она хотела девушке добра, но та отказалась. Терпение, доброта и другие хорошие качества заставили злую хозяйку больше уважать Мадлу, и она в самом деле постепенно становилась мягче, не мучила служанку по пустякам, а однажды, когда Мадла нечаянно снова запела, не запретила ей этого. Мадла тоже подметила, что хозяйка изменилась, и была этому рада; а так как она уже привыкла к дому, то и не захотела менять место.
Закончив работу, Мадла надела простое, но красивое платье, которое она себе сшила для выходов в город, и отправилась к госпоже Катерине. Та была уже готова — оставалось надеть чепчик; господин Михал, сняв сюртук, сидел за столом и курил. Анча Яноушу приглаживала щеткой вихры.
— Добрый день, — проговорила, входя, Мадла.
— И вам того же, — отвечала госпожа Катерина, приветливо встречая Мадлу; потом, оглядев ее со всех сторон, добавила: — Платье вам очень идет!
— Я всегда говорю, что Мадла — красивая девушка, — сказал господин Михал, но Анча покачала головой, считая, что деревенская одежда больше к лицу Мадле.
— Недаром говорят: кто в чем родится, то тому и годится, но пока Мадленка здесь, ей лучше одеваться по-городскому — люди меньше глаза пялить будут, — рассудила госпожа Катерина.
— Да, собственно, люди смотрят не на платье, а на кое-что иное, — заметил господин Михал, лукаво поглядывая на Мадлу.