Хороший год, или Как я научилась принимать неудачи, отказалась от романтических комедий и перестала откладывать жизнь «на потом»

Время пролетело, а я не сделала и половины из того, что планировала, — давно не обновляла детский дневник, не записала Рыжика на уроки плавания или на какие-то другие образовательные занятия, которые видела в Pinterest. Моя жизнь ничем не напоминала доску Pinterest. А стоило начать втайне надеяться, что это вот-вот произойдет, все шло наперекосяк. Как этим утром. Я играла на полу с Рыжиком и только успела подумать: «О, как это мило! Вот об этом и снимает фильмы Hallmark!», как собаку вытошнило всего в дюйме от моей головы. Серыми, липкими комьями непереваренного Pedigree. В Pinterest такого никогда не случается. Недавно я начала составлять список «Я и подумать не могла, что скажу такое, пока не стала матерью», и это событие прекрасно его дополнило. Что же там было?

«Постарайся не наступить на какашку».

«Это вовсе не борцовский прием — ты просто сидишь у меня на голове».

«Нет, ездить верхом на собаке нельзя».

«Пожалуйста, не лижи мусорный бак…»

Я никогда не пыталась соревноваться с другими родителями. Дети моих подруг уже умели завязывать шнурки и считать до двадцати на трех языках (правда!), Рыжика больше всего увлекало подражание трактору. Лексикон его ограничен, но он любит кричать, бегать, прыгать и лазить. Я часто нервничаю из-за этого, но стараюсь держать себя в руках: я помню про связанность обязательствами. Чрезмерная опека делает детей более тревожными — это показало исследование университета Маккуори в Сиднее. Если мы не позволяем детям «вокализировать» (т. е. «кричать

») или испытывать негативные эмоции, то тем самым учим их скрывать свои чувства. Детям становится труднее понимать эмоции других людей и испытывать сочувст- вие.

— Мы должны позволить ему самовыражаться, — сказала я Легомену и тут же зажала уши руками, потому что наш двухлетний «человек-трактор» с рычанием носился по кухне, а потом попытался оседлать собаку. Снова.

— Я не стал бы слишком беспокоиться. — Легомен шумно выдохнул, а потом попытался положить конец безобразиям.

Чаще всего находиться рядом с Рыжиком очень приятно. Но когда он начинает вести себя, как все малыши мира, то приятность эта проходит. И тогда у нас начинаются ссоры, достойные фильмов-катастроф Джеймса Кэмерона.

— Нет! — Так обычно все и начинается.

Мы пошли в город, купили молока и теперь возвращаемся домой.

— Пора идти домой обедать. Разве ты не хочешь пообедать?

— Нет!

— А хочешь банан? — Легомен всегда наготове с банановой взяткой. Любитель!

— Нет!

Я пытаюсь взять Рыжика на руки, но он буквально костенеет, как доска, и нести его невозможно. Когда я ставлю его на землю, он оседает, словно его не держат ноги. Эта игра продолжается, пока он окончательно не вырывается из моих рук, падает ничком на мощенную булыжником улицу и начинает кричать:

— Аааааааа!

Прохожие переглядываются с осуждающим видом. Пожилая дама, сидящая за столиком открытого кафе, прикладывает палец к губам и произносит:

— Шшшш!

— Аааааааа! — заливается в ответ Рыжик.

Пожилая дама хмурится и качает головой.

— Может быть, изюма? — предлагает другую взятку Легомен. — Я дам тебе изюма!

Голос его повышается, в нем проскальзывают нотки отчаяния.

В этот момент к нам приближается сборщик благотворительных пожертвований. Он явно понимает, что может получить неплохие дивиденды с некоторых ослов.

«Удар ниже пояса, — думаю я. — Нехорошо приставать к человеку, когда тот не может справиться с малышом».

Я все еще пытаюсь урезонить Рыжика (наивная душа!), когда к нам подходит мужчина с большой сумкой на поясе и охапкой каких-то буклетов. Он чует во мне легкую добычу и спрашивает, дружна ли я с Иисусом Христом.

— Аааааааа! — заливается Рыжик и на приличной скорости направляется к городскому фонтану.

— Сложный вопрос, — выдыхаю я и устремляюсь в погоню.

Удержать сына от прыжка в воду мне удается в самый последний момент.

Легомен отдает деньги сборщику пожертвований и записывает Рыжика в семинарию, чтобы хоть как-то купить нашу свободу. И тут — так же неожиданно, как все и начиналось, — ребенок кричать перестает. Он сияет, последних пяти минут как бы и не было. Мы шагаем домой вместе со счастливым двухлеткой, радостно выкрикивающим:

— Тракторрррр!

После обеда я нахожу Легомена на сайте NHS.

— Здесь написано, что детские истерики «могут происходить ежедневно» с восемнадцати месяцев… Но «после четырех лет истерики случаются гораздо реже…»

— Значит, нам мучиться ЕЩЕ ДВА ГОДА?