Хорошо и плохо было жить в СССР. Книга первая

И опять оказалось, что я плохо вымыл пол. Работу мою не приняли. Тетя Оля цыкала языком, качала головой. Назвала меня безруким и сказала, что завтра моими друзьями снова станут ведро и тряпка. Я вернулся в нашу комнату и бросился разглядывать руки. Ладони и пальцы были в занозах, мне было больно, но я думал о последних словах тети Светы: «Будешь плохо работать, заставим твою мамочку переделывать. Вот будет ей радость, когда она приедет!» Эти слова ударили меня в самое сердце. И на следующий день я старался, как мог. Выбивался из сил. В минуту отчаянья садился прямо на пол, в лужу. Грязными, мокрыми руками вытирал вспотевший лоб.

Три дня подряд я мыл полы в нашей коммунальной квартире, в самых грязных местах – в кухне, в ванной-туалете, в коридоре. Мыл один раз, потом всегда мыл второй и третий. Тараканы бросались от меня врассыпную, не привыкшие к такому грубому вмешательству.

Тетя Оля, тетя Света и тетя Алена работали на одном предприятии и потому уходили из дому и приходили вместе. Неразлучная компания. И поскольку их рабочий день длился не восемь, а двенадцать часов, то трудились они не пять дней в неделю, а два через два. Два дня работали, два – отдыхали. Но лучше бы только они проверяли мою работу, чем их бабули, которые стояли надо мной в их отсутствие. Эти недобрые старые дамы были еще придирчивее и ворчливее. От них пахло лекарствами и едкими мазями, и когда им хотелось показать, что пол в таком-то месте следует перемыть, они швыряли туда старый башмак. Это было хуже цыканья тети Оли и насмешек тети Алены.

Я не любил этих бабуль, так как они ни разу не сказали мне доброго слова. Они никогда не улыбались. Они только стонали, ворчали, шипели, а когда ели, скрипели челюстями. Жевали они некрасиво, и пили некрасиво, и ходили, тяжело раскачиваясь из стороны в сторону. Сейчас я понимаю, что у них имелась причина быть недобрыми. Вероятно, у каждой из них сложилась трудная жизнь. Судьба, видно, не одарила их радостями, и оттого-то они и стали больными и недобрыми. Но маленьким мальчиком и подростком я страшился этих старых дам и старался не находиться рядом с ними.

Наконец приехала мамочка, вошла в квартиру и сразу заметила перемену. Полы стали чище, хотя они были старые, протертые и кое-где совсем гнилые. Она вошла и сразу сказала: «Глядите, как чисто! Что же тут произошло?»

Тетя Оля ждала этой минуты и громко произнесла: «Это твой мальчонка старается – потому что я ему велела. Он тут горб наживает. И будет и дальше наживать, если ты его не заменишь. А если хочешь знать почему, я отвечу: ты забыла, дорогуша, кто тут командует. Или перепутала. Ты здесь одна, и никто за тебя не заступится, а мы тут – коллектив. И мы решаем здесь все: кто полы моет, и кто в дом приходит. Понятно?»

Неожиданно мамочка улыбнулась и махнула рукой. И ответила тоже неожиданно: «Ах, да пожалуйста! Пусть мой сыночек моет, где и сколько нужно. Это даже хорошо. Научится порядок наводить и труда не бояться. Я вам только спасибо скажу. Продолжайте!»

Мама произносила эти слова в коридоре. А когда вошла в нашу комнату и закрыла дверь, бросилась ко мне. Обняла меня, опустилась на колени. Стала глядеть в лицо. Схватила мои ладони, увидела занозы и прижала ладони к своим щекам. «Ты мой покровитель и спаситель, – прошептала она. – Слышал мои слова? Я совсем не так думаю, как сказала, но по-другому нельзя было сказать. Потерпи, мой дорогой. Это очень нужно. Сможешь? А если они потребуют снова мыть полы – вымой. Вот увидишь, скоро они отстанут. Потому что я не противлюсь. Ведь они думают, что придумали наказание, а я пришла и радуюсь. А если я радуюсь, то какое это наказание? Понимаешь, мой хороший? Завтра все изменится. Завтра же они потеряют интерес к уборке и к моему сыночку. А поддаваться им нельзя! Спорить, скандалить невозможно, ведь они только этого и ждут. Только этого им и хочется!»

После этого мама взяла иглу, достала из комода увеличительное стекло и принялась вынимать занозы. Мне было больно, но я молчал. После каждой вынутой занозы мамочка целовала мои пальцы.

Потом мы пили какао, если вкусное овсяное печенье, привезенное из самой столицы, из Москвы, а затем мамочка сказала: «Сюрприз!» и вынула из чемодана мои любимые детские журналы – «Мурзилку», «Костер» и «Пионер». Их она тоже купила в Москве.

Как она думала, так и получилось. На следующий день тетя Оля, тетя Света и тетя Алена забыли обо мне. Они сидели в кухне за столом, курили и совещались. Я слышал слова «спекуляция», «навар» и «приторговывает», и, не зная толком их значение, передал мамочке. Она снова улыбнулась. И весело сказала: «Чепуха! Наверное, хотят сочинить письмо моему начальству о том, что я обязательно приторговываю спиртным в своем вагоне, имею «навар» с комплектов белья и спекулирую ширпотребом. Они читали об этом в какой-то газете, в рубрике «На злобу дня», будто бы на железной дороге часто случаются безобразия. Ах, пусть пишут! Все равно без толку».