Хосров и Ширин

В былом подвластен мне был необъятный дол.

Мой славен был венец, мой славен был престол.

В скитальца ты меня мгновенно обратила,

В того, кто в горестях бессменно, обратила.

Я был пришит к седлу любовною тоской.

Какой бы вихрь занес сюда меня? Какой?

Пока твоя приязнь сверкала мне украдкой,-

И речь твоя ко мне текла, как са.хар, сладкой.

Тобою от любви я ныне отрешен.

На мой отъезд приказ тобою мне вручен.

Я знал, что я уйду, лишь срок укажет небо,

Ведь злонамеренным я гостем вовсе не был.

Был потчеван тобой, — и медлил потому.

Уйду, коль хлеба ты мне сунула в суму».

Гилянского коня направив из ограды,

Путем гилянским он повел свои отряды.

Сердитый на Ширин, он мрачен был, угрюм.

Поход ускоривши, направился он в Рум.

Он знал: стрела врага лететь в него готова.

Венца не стало. Шлем — вот он, венец Хосрова!

Он, зная, что пути оберегал Бехрам,

Скакал без устали по долам и горам.

Четырехкрылый был под ним орел; дракона

Хранил у пояса Бехрам! Страшись урона!

И вот к монастырю примчался он; монах

Ютился там. То был «Всепостиженья шах»

Ему грядущее немало дел открыло,

И для Хосрова он истолковал светила.

Все стало явственней. Он мудрый дал совет.

Он изреченьями открыл Хосрову свет.

И к морю поспешил Хосров, и переходы

Он делал одвуконь. И вот сверкнули воды.

Он гнать вдоль берега гнедого не устал,

В Константинополе кайсару он предстал.

И призадумался тогда владыка Рума,

И важное чело избороздила дума.

Удачею он счел для дома своего

Приезд Хосрова в Рум; и обнял он его.

Узнав, что в числах звезд приязнь, а не коварство,

Прибывшему решил свое вручить он царство.

И дать — хоть воздвигал он христанства храм —

Парвизу в жены дочь — царевну Мариам.

И меж владыками в ночь свадьбы было много

Условий скреплено; все обсудили строго.

О Мариам, о нем, кто счастья встретил свет,

О том, какой он смог румийцам дать ответ,

Как с Ниатусом он хитро, хвостом павлина

Построил рать, о всех походах властелина

Не стану говорить; о том сказал иной —

Бреду, а он уснул, пройдя свой путь земной.

Коль захочу я сбить былым рассказам цену,

Сказитель будущий собьет мне разом цену.

Сражение Хосрова с Бехрамом и бегство Бехрама

Дни пиршества прошли, и начал собирать

Хосров Парвиз в поход обещанную рать.

Войска созвал кайсар; все, что сулил, — утроил.

Он, с золотым умом, все золотом устроил.

И собранных полков таков был грозный рой,

Что будто бы гора катилась за горой.

Железная гора, пыля, передвигалась,

Как будто, вся дрожа, земля передвигалась.

Шах оглядел бойцов, и тысяч пятьдесят

Он отобрал; о них предания гласят.

Он вышел в ночь, решив связать Бехрама туго.

И чашею стал шлем, одеждою — кольчуга.

Когд» Бехрам узнал, что поднят бранный клич,

Как сильный лев, решил добычу он достичь.

Но с лисьей хитростью судьба замыслит гибель, —

И сила льва — ничто. Какая в силе прибыль?

Лицом к лицу войска, мечи обнажены,

Средине и крылам приказы вручены.

Свист стрел и лязг мечей в своей звенящей силе

С ума свели бы львов, слонов бы умертвили!

Услышал бы мертвец литавров страшный вой.

От воя разум свой утрачивал живой.

Златоподкованных коней в рубинах брони.

То — кровь: она была на латах, на попоне.

И ржанье скакунов, чья полыхала грудь,

Вливало яростно в земное ухо ртуть.

И всадников мечи, как молнии, плескали.

Все львы воспрянули, внезапно зубы скаля.

Смерть бытию в тот час творила западню.

Сей гнев и Судному не мог бы сниться дню.

Смерть направляла в грудь и заостряла дротик

И закружила всех в своем водовороте.

Навис железный лес, мчит острия, грозя, —

И бегство поняло, что убегать нельзя.

В тех зарослях онагр от льва не знал спасенья,

А от клинков и лев не обретал спасенья.

Не ветер проникал под розы лепестки,

А под доспехи — стрел мгновенные броски.

Орлы кровавых стрел! У них, пробивших латы,

На крыльях коршуна написаны бераты.

Кольчугорезы, в медь вбирающие яд,

Кольчугоносцев сном погибельным поят.

И кровью — брызги ввысь до самых звезд несутся!

Вкруг медных манджуков полны до края блюдца.

Ломались копья. Ветр, что так по ним рыдал,

К парчамам подлетев, им кудри распускал.

И, обезглавленных мужей увидя, в муке

Земля раскрыла грудь, заря раскрыла руки.

И перевязи все отброшены; рассечь

Один готов врага, другой — роняет меч.

Несется тюркский крик, труба ревет, стеная.

Что громче тюркского взывающего ная?

Распущенных знамен багряные шелка —

Огонь, струящийся по гущам тростника.

О, сколько здесь мечей! И кровь на них не стынет!

Не столько камешков раскинуто в пустыне!

О, сколько стрел в виски внедряет смертный яд!

Не столько листьев шлет на землю листопад!

И на спину слона воздвигли трон Хосрова,

И мощь его меча к сражению готова.

Пред яростным слоном стоял Бузург-Умид.

Он с астролябией; он срок определит.

Базар врага шумел. Но вот пришло мгновенье —

И на базаре том настало запустенье.

Тогда Бузург-Умид сказал царю: «Спеши.

Удачен гороскоп; все разом разреши.

Коль шахматной доской войны прельстился, — следуй

Вперед. Стреми слона. Ладьею бей с победой».

И царь погнал слона, и войско отстранил.

К Бехраму он летал, как закипевший Нил, —

И под слона поверг, промчавшись смертным логом,

Он слонотелого, взмахнувши слононогом.