Хосров и Ширин

Пускай мучительный почувствует он гнет.

Но если от тебя моя душа в истоме

Уйдет — невеста к ней придет лишь только в дреме.

Коль ты теперь пошлешь мне хоть один укор, —

Один твой волосок пресечь сумеет спор».

Уснул он, прошептав любовных слов немало,

И локон Сладостной рука его сжимала.

…Лишь кубок небеса пустили круговой,

Напиток пурпурный расплескивая свой,

Проснулся государь и кубок поднял снова.

Еще вчерашний хмель бродил в уме Хосрова.

И ухватила вновь его за полы страсть,

И пламени опять его зажала пасть.

Забушевал огонь вскипающей отравы,

Как будто бы напал на высохшие травы.

Ширин он сжал, сказав: «Я медлить не хочу».

Он будто на тахту натягивал парчу.

Спасен онагра бок от жадной львиной пасти:

Находчивой не быть у сильного во власти.

И, распалившимся увидевши царя,

«Не надо, — молвила, — безумствовать, горя.

Что распалять себя? Ведь жребий незавидный

Мне сделаться, о шах, в твоих глазах бесстыдной.

Нехорошо, что ты таким огнем объят:

Ведь с разогретых роз чуть веет аромат.

Коль господин с рабом в своих речах не сдержан,

Соблазнам дерзостным его слуга подвержен.

Зачем пытаешься с рабами рассуждать,

Коль надо промолчать иль наказанье дать?

Царь, ежели под ним царевый конь хромает,

Как нужного достичь, смутись, не понимает.

Когда минует срок твоей невзгоде, — верь,

Тобой любимое к тебе ворвется в дверь.

И пьяный для очей разумных не находка,

Коль с чашей он сидит, а на ногах — колодка.

Ты к царству устремись, а я невдалеке,

Ты в руку власть возьми, а я в твоей руке.

Венчанный! Без твоей быть не хочу я чести.

И честь твоя, и я — мы быть желаем вместе.

Честолюбива я, и под ноги тебе

Повергну душу. Я — верна твоей судьбе.

Возрадуйся, ведь ты откроешь двери власти.

Ликуй, твой светел рок, минуют все напасти.

От царственных удач к любви пойдет стезя.

В тревоге отыскать сокровища нельзя,

С терпеньем ты найдешь все, что тебя чарует,

В покое обретешь ту, что покой дарует.

Язык, потом — слова; глаза, а после — свет.

Поднимется лоза, вино приходит вслед.

Не в яростном жару у мудрых дело зреет,

«От жаркой беготни козел не разжиреет».

Не должно мне, о нет, в изгнании твоем

Быть прихотью твоей, с тобою быть вдвоем.

Могу ли дружбою связаться я нестрогой,

Быть другом, что ведет недоброю дорогой?

Пусть ты и власть твоя- вы будете друзья,

Тогда, о шахиншах, с тобой сдружусь и я.

Боюсь, что коль во мне одна твоя услада, —

Меж царством и тобой останется преграда.

Коль будешь возвращен к могуществу судьбой, —

То буду я, увы, утрачена тобой.

Наследьем древним был весь мир в роду Хосрова.

Ему ль наследьем стать наследника другого!

Ты хочешь мир схватить — не медли же, не стой!

Завоеватели владеют быстротой.

Чреда верховных дел идет путем размерным,

Но царство должно брать ударом быстрым, верным.

В любого шаха ты попристальней вглядись, —

Решеньем быстрым он в свою вознесся высь.

Ты юн, и мощен ты, ты создан для державы.

Ты родом царственен, прекрасный, величавый.

Стреножена страна: сбрось узы мятежа.

Очнись, и робкий враг покается, дрожа.

Индийца, что, напав, твои поклажи вырвал,

По-тюркски твой венец в мгновенной краже вырвал,

Ударь мечом — и прочь отпрянет голова!

Да канут все следы былого колдовства!

Рука царя, что все добудет в жизни нашей,

То быть должна с мечом, то с пиршественной чашей.

Ты должен меч поднять и кликнуть клич; ведь шесть

Пределов мира есть, и войска в них не счесть.

Удача, вымолвив: «С Хосровом рядом встану», —

Направит камень твой ко вражескому стану.

Иль руку приложу я к делу твоему,

Иль руки за тебя в молитве подниму».

Хосров покидает Ширин и направляется в Рум.

Венчание Хосрова с Мариам.

И царь был распален ее великим жаром.

И на Шебдиза он вскочил во гневе яром.

Он грозно выкрикнул: «Меня не скоро жди!

Коль море иль огонь увижу впереди,

Клянусь: я от огня не отвращу Шебдиза,

И что его прыжку морей кипучих риза!

Не думаешь ли ты, что буду спать и впредь?

Ручаюсь: дремлющим Хосрова не узреть.

На высоту слона теперь я земли взрою,

И боевых слонов для смотра я построю.

И стану я, как слон, — могучий, грозный слон.

Я на подушке спал. Я ныне пробужден.

Я, все забыв, осла завел на эту крышу.

Свести сумею вниз! Я зов рассудка слышу.

Кувшин, что сделал я, теперь не берегу.

Сумел его слепить — разбить его смогу.

Меня ли разжигать, в меня вперяя очи,

Иль обучать гореть во мраке долгой ночи,

Неисполнением желанья устрашать,

Иль мужеству меня надменно обучать?

Моя любовь к тебе меня миров лишила!

О страсть! Тьму-темь, людей она голов лишила!

Я знал бы, коль во мне ты не родила смут:

Опять края венца мне волосы сожмут.

Не голову ль мою поймала ты арканом?

Сняла его, но все ж я пленным был и пьяным.

Ты мне дала вина смертельнее огня,

И опьяненного связала ты меня.

И опьяненному твердишь ты: «Поднимайся,

На трезвого врага неистово бросайся».

Да, мы сразимся с ним! Я вражий сброшу гнет.

Но дай сперва уйти из тягостных тенет.

Душа, опомнившись, движенья захотела.

По следу двинусь я мне радостного дела.

Да, наставленье мне хорошее дано.

И совершится все, что ныне быть должно.

Ты мне сказала все о том, каков я ныне.

Ты мне поведала о зле, о благостыне.