Хожение за три моря Афанасия Никитина 1466-1472 гг.

Войди этот договор в жизнь, на том и кончилась бы история Тверского великого княжества. Но ближайшие годы принесли ряд крупных изменений и сдвигов во всей восточноевропейской конъюнктуре, и в новых условиях оно обнаружило способность просуществовать еще целое столетие, не повторяя уже рискованных опытов, а используя и оберегая свою собственную базу в меру ее средств и своих сил.

Смерть митрополита Алексея (1377 г.) на несколько лет открыла период крайнего ослабления московской митрополии; а затем на ней водворился серб Киприан со своими западнорусскими связями и широкой «космополитической» концепцией задач русской митрополии. Эта концепция сразу же разрядила напряженную атмосферу времени Алексея. Разложение мамаевой Орды, завершившееся Куликовской победой Димитрия Донского, сменилось грозными извержениями на Русь татарской силы Тохтамыша, Тамерлана, Едигея и накоплением этой силы в Казани, чем до поры до времени практически был снят вопрос о вооруженном свержении ига.

Смерть Ольгерда (1377 г.) развязала внутреннюю борьбу в самой Литве, с рядом переходов Ольгердовичей в орбиту Москвы, и ослабила напряженность на западных границах Руси, а время Витовта проходило под знаком сближения Вильны и Москвы в вопросах восточноевропейской политики. В эту эпоху широких компромиссов и неустойчивого равновесия сил, не готовых на борьбу и слишком связанных своими собственными внутренними отношениями, чтобы доводить до конца какие-либо крупные предприятия во внешней политике, - тверские политики сумели вывести свое государство из тупика и, осторожно лавируя, завершить его внутреннюю консолидацию, восстановить и блюсти его международно-политический вес.

Эта новая ситуация полностью вызволила Тверь в 1382 г.: в то время как Москва была разорена Тохтамышем, тверская территория была избавлена от разгрома удачным дипломатическим демаршем Михаила и стала опять приютом для беженцев (в том числе и для Киприана); под шумок был возвращен и выморочный Кашин. Однако попытка Михаила получить теперь еще и ярлык на великое княжение встретила отпор в самой Орде, и Михаил начисто снимает этот пункт с тверской программы, вступая с московским Василием I в договор равноправного братства и союза против татар, Литвы, немцев и ляхов; заводит крупные родственные связи с московским боярством и с литовско-русскими князьями; поднимает обороноспособность и боевую готовность страны (в частности, вывезенными «из немец» пушками в 1389 г.) и сходит со сцены окруженный - в широких кругах русского феодального общества - доброй славой в духе Владимира Мономаха.

Сын Михаила Иван круто расправляется с последними вспышками удельщины у себя дома и уверенно выдерживает свою линию во внешних отношениях, то выступая совместно с Москвой, то лишая ее своей поддержки, то активно участвуя в борьбе Витовта с немцами; но для тверского князя теперь даже и вопроса не встало о возможности использовать нашествие Едигея (в 1408 г.) для нажима на Москву, и он смело уклонился от предоставления Едигею своих «градобийных сосудов», т. е. пушек, для осады Москвы: такая помощь татарам была общественно-психологически невозможна уже и на тверской почве.