Хозяйка

Вообще Валентин обманул ожидание Клавдиных подруг — не стал ни пить, ни драться. Но семейная жизнь Мазуровых все равно быстро разваливалась. Теперь Валентин приезжал мрачный, молчализый, клал на стул кошелку с городскими покупками, на стол бросал деньги, если оставались от стипендии, и, поев, куда-то уходил. С Люськой он почти не играл, а когда дочка приставала, просила рассказать сказку, гладил ее по светлым волосенкам и говорил, что болит голова и сказок он больше не помнит, все сказки кончились!

В воскресенье Валька колол дрова, пилил, строил. Починил крышу на дзоре, исправил ступеньки, перегородил сени, чтобы приезжие пореже ходили к его семье. Но теперь он работал молча.

По-прежнему он ходил разговаривать с бригадирами, но был злой и однажды чуть не подрался с Маслюковым. Их разняли. Этот случай разбирали в правлении, и Маслюкову объявили строгий выговор за зажим критики, а Вальке записали предупреждение, чтоб критиковал не кулаками.

Как-то Валентин встретил Степаниду Кочеткову.

— Эх, жаль мне тебя, парень! — сказала, усмехнувшись, Степанида. — Пропадаешь из-за бабьей глупости… Пришел бы как-нибудь, что ли. Я б и водочки припасла…

И вдруг потянулась, закинув руки, да так, что затрещала кофта, — наверное, где-то порвалась.

— Спасибо на приглашении, — хмуро ответил Валентин, — только времени нету гостевать.

— Ну, как хочешь! А заскучаешь — приходи.

Валентин отошел, но губы отчего-то стали сухие, пришлось облизнуть.

Раза два Валентин приезжал, против обыкновения, веселый и, ужиная, пытался что-то рассказывать. Клавдия не слушала. Дернув плечом, она отходила и нарочно громко заговаривала с Люськой или даже с котенком. «Опять ты платьишко замарала! — говорила она дочке. — Думаешь, матери легко стирать в лоханке-то?» Котенка она спрашивала: «И в кого ты такой удался, урод? У, противный зверь! Глаза б мои на тебя не глядели…» И Валентин умолкал на полуслове.

Как ни добивалась Клавдия, он не признался. Валентин хмуро говорил, что это глупые Клавдины выдумки, что ему и встречаться некогда в городе, потому что весь день они занимаются да еще бывают в подсобном хозяйстве школы, а вечером надо готовиться к следующему дню — читать да решать задачки. Даже в кино не был ни разу — едва поспевает забежать в магазин, купить гостинцы к субботе. А живут они, Клавдия знает, в общежитии… И если она не верит, пусть спросит кого хочет из ребят, которые учатся… Но говорил Валентин раздраженно, с ожесточением, и примирения не получилось. Много раз Клавдия собиралась сама поехать в город, да нельзя было оставить почту.

Однажды приезжий ветеринарный врач попросил чаю. Был поздний вечер, Люська и котенок спали. Самовар еще не остыл. Клавдия налила чаю. Ветеринар сидел за столом под яркой лампочкой и улыбался. Был он без пиджака и без галстука, в расстегнутой шелковой рубашке, молодой, загорелый, с веселыми карими глазами.

— Какая вы худенькая! — сочувственно сказал он, принимая стакан.

— Разве ж я такая была… — вздохнула Клавдия.

— Болеете?

— Ничем я не болею, а так…

— Как это «так»?

— Ну, так… от переживаний…

Согретая нежданным вниманием, Клава разговорилась. Садиться она не стала, чтобы не затягивать разговор, а поставила локти на стол и подбородком оперлась на ладони. Клавдия не заметила, что простенькое домашнее платье слишком открылось на груди. Приезжий угощал конфетами.

— Что вы!.. Не надо… Я не хочу!

— А вы дочке возьмите! — улыбнулся приезжий.

Клава взяла для Люсеньки пару конфет, зажала в кулаке. Рассказывая, она тихонько заплакала, смутилась, хотела убежать, но приезжий удержал за руку.

— Да полно вам из-за пустяков худеть! Такая молодая, хорошая… — сказал он ласково и вдруг поднялся, высокий, горячий, крепкий, обнял маленькую Клаву так, что занялось дыхание, и стал целовать куда попало — в глаза, в нос, в ухо, в щеки.

Клава отчаянно отбивалась:

— Пустите! Оставьте! Я закричу… Я…

Тут ей вспомнилась неизвестная Валькина полюбовница, и она перестала бороться, только все время твердила:

— Не надо! Не надо! Не надо!..

Прибежав к себе, Клавдия разжала кулак, посмотрела на смятые, растаявшие конфеты и брезгливо выкинула их в помойное ведро, а сама поскорее умылась и легла, но спала в эту ночь плохо.

На другой день она позвала ночевать младшую свою сестренку Машу. Когда вечером приезжий попросил чаю, Маша отнесла ему стакан. Клавдия слышала, как он спросил:

— А где хозяюшка?

— Спать легла, — отвечала наученная Маша. — У нее голова болит.

— Так у меня же есть лекарство! Я сейчас принесу…

— Не надобно, она уже приняла, — сказала Маша и ушла, даже не взяв конфеты.

Утром приезжий поймал Клаву в сенях.

— Ты что же не пришла? — спросил он горячим шепотом.

— Голова болела…

— Уж будто голова! — засмеялся приезжий. — Вот вы все такие: сначала сделаете, а потом испугаетесь, уверяете себя, что ничего и не было.

— Было, да быльем поросло! — зло ответила Клава. — И не лезьте, а то председателю пожалуюсь…