— Кровь Христова… Аделия, что вы себе напридумывали? — удивился мужчина. — Разве мог я вас презирать?! За что, скажите на милость? Если бы только вы знали, насколько мерзким я себя ощущал в тот момент, насколько низким… Они все, все ваши гости, считали, что я иду надругаться над вами, и я знал, что не могу отказаться, пойти против собственного отца. И то, с какими глазами вы встретили меня на постели… Эти страх, паника, но покорность. То, что вас принудили испытать это все в день собственной свадьбы, вот что вызывало мое омерзение. Вовсе не вы!
— Но выглядело иначе, — едва слышно выдохнула Аделия.
В ушах так шумело, что она не услышала своих слов, только голову опустила и почувствовала ладонь, коснувшуюся волос.
— Я никогда бы не смог думать плохо о вас, — услышала она тихий голос. — Не осуждаю вас и сейчас. Скажите только… то, что случилось… оно случилось по вашей собственной воле?
Рука уже не касалась ее головы, и Аделия ощутила сиротство, такое острое, словно простое это касание придало ей дополнительных сил.
— Д… да, думаю, да, — прошептала она.
— Вы не уверены?
— Уверена. То было по моей собственной воле, — поспешила уверить она.
И Аделия ощутила, как давно подступившие слезы побежали из глаз, как ее сотрясло от внезапного спазма. Она прислонилась было к боку кобылы, но коснулась сапога Шермана. Отдернула руку, словно обжегшись, и отступила…
— Аделия, вам лучше вернуться, — произнес Коллум бесстрастным голосом. — Ваш супруг может понять все не так, и придумать то, чего нет. И прошу вас, — Аделия поглядела на него через слезы, — не позволяйте ему бить себя. Не перечьте! В конце концов, у вас есть ребенок, держитесь этого.
И сказав эти слова, он поворотил лошадь и въехал на мост. Аделия так и стояла, глядя на пустую дорогу, пока руки Глэнис не легли ей на плечи. Уютные, теплые, они обхватили ее, притянули к себе…
— Ну-ну, госпожа, — произнесла женщина, — не убивайтесь вы так. Всяко в жизни бывает: и хорошее, и плохое. А господин Шерман вернется… — Аделия на этих словах громко всхлипнула. — А супруг ваш… уедет, как всегда и бывало. И станет все, как и прежде! А потом родится малыш… — И снова Аделию сотрясло от рыдания. — Маленький Айфорд, о чем бы там злые языки ни болтали, господин этих земель и просто крохотный ангелочек. — Глэнис потянула ее в сторону дома: — Пойдемте, госпожа, в дом: ваш супруг желает отужинать с вами.
Они сидели один напротив другого, и Айфорд, явно довольный собой, наслаждаясь моментом, говорил больше, чем ел, попрекал Аделию то одним, то другим. И конца-края этому не было…
— Ты — глупая, вздорная баба, которая потратила наши деньги на старую мыловарню. Ты совсем не понимаешь в финансах… Тебе ни фунта доверить нельзя.
— В Тальботе полно кредиторов, которые ждут ваших выплат — мне удалось погасить лишь некоторые из них, — спокойно ответила девушка и поддела с тарелки горошину. — Может быть, будучи столь сведущим в финансах, вы расплатитесь и с остальными?
Айфорд одарил ее яростным взглядом, таким, что только разделявший их стол, и уберег девушку от очередного рукоприкладства.
— Эти глупцы не получат ни пенса, пока не научатся знать свое место, — Айфорд вонзил нож в кусок отбивной. — Они не смеют требовать денег с хозяина мэнора! Ты не смела идти у них на поводу. — Он прожевал и проглотил кусок мяса, и лишь потом заключил: — Вот почему я забираю деньги, вырученные за шерсть. Боюсь, ты спустишь их так же бездарно! К тому же они мне нужнее.
— Нужнее?! — Аделия почти захлебнулась своим возмущением. — По-вашему лучше спустить их на выпивку и любовниц, чем озаботится собственным домом, который приходит в упадок? — Она взмахнула рукой с зажатой в ней вилкой. — Нам пришлось продать экипаж и заложить мои жемчуга, чтобы нанять кровельщиков и починить крышу, а еще стригалей — для овец. И теперь вы все заберете? Нам нужны эти деньги, — заявила она.
— Чтобы растратить их на никому не нужную мыловарню! — парировал Айфорд. — Ну уж нет, моя дорогая, такой радости я вам не доставлю. К тому же, — он выдержал паузу для пущего эффекта, — коли вы так уверены в своем деле, так заработайте денег самостоятельно. Вам это не составит труда! — И саркастически усмехнулся.
Аделии кусок в горло не лез, от острого чувства несправедливости сводило желудок.
— Вы не посмеете, — сказала она, — вы не посмеете отнять наши деньги.
— Мои, вы хотели сказать.
— Они — не ваши, вы ничуть не старались, чтобы их получить.
— Вы забываетесь, моя девочка: зарабатывать деньги — прерогатива плебеев. Я — дворянин!
Аделия стиснула зубы, так крепко, что заломило всю челюсть.
— Вы должны содержать меня, — через силу процедила она. — Меня и ребенка. Если вы все заберете, нам нечего будет есть…
И супруг, одарив ее насмешливым взглядом, заметил лишь: