Хозяйка дома у озера

— Это ты мне скажи, — хрипло ответил Матвей, поворачивая ее ладонь.

Но Настя не могла сказать. Обычно прикосновения людей были похожи на… Да ни на что они не были похожи, если честно. Она едва их замечала. Что можно почувствовать, прикасаясь к сухим осенним листьям? Ничего. Вот и она никогда ничего не чувствовала, кроме удовлетворения, когда они вопили от страха и убегали.

А сейчас она ощущала тепло его кожи, когда Матвей провел рукой от запястья к ладони. Когда его указательный палец задержался на линии жизни, она ощутила, как что-то воздушное, что-то похожее на пузырьки шампанского, что ей доводилось попробовать всего раз в жизни, закружилось вокруг нее так, что захотелось смеяться.

Мужская ладонь легла на ее, и их пальцы переплелись. Это казалось таким логичным, таким правильным, таким хорошим.

Неужели еще минуту назад в комнате был кто-то еще? Она не могла поверить, потому что сейчас весь мир исчез, все, что существовало за стенами этого дома, все, что когда-либо будет существовать.

Она подняла голову и посмотрела прямо в темно-серые глаза. Матвей наклонил голову, словно стараясь рассмотреть свое отражение в ее. Или… Или, может, поцеловать?

— Теперь ты просто обязан попросить моей руки, — вырвалось у Насти раньше, чем она смогла сообразить, что именно сказала.

— Думаешь? — Матвей улыбнулся, а потом добавил: — Прошу…

Сердце, которое давно не билось, затрепетало. Глупо было ждать чего- либо. Он же просто взял ее за руку. Настя уже давно научилась ничего не ждать в своей «нежизни». И, тем не менее, замерла.

Пауза между словами меньше секунды, но она растянулась для девушки на целую вечность.

И эту вечность прервали самым тривиальным образом. Для нее тривиальным, нетривиальным для него. Они снова услышали их. Оглушающие в окружающей тишине шаги. Отчетливые и пугающие, как крик ворона над пашней по весне. Как предзнаменование беды.

Кто-то прошел по чердаку. Три шага туда, три обратно.

Настя не смогла совладать с собой, и ее рука, еще секунду назад, бывшая такой живой, такой по-настоящему осязаемой, вдруг растаяла. И пальцы Матвея ухватили пустоту.

— Что это? — спросил он, поднимая голову. — Я второй раз спрашиваю, и очень надеюсь услышать ответ.

— Уместнее спросить «кто», — справившись с эмоциями, ответила Настя. — Он приходит только когда мне хорошо. Всегда, когда мне хорошо и никогда, если мне плохо.

— Он? — уточнил Матвей, разворачиваясь к двери, к серому провалу, ведущему в коридор. — Я открыл чердак. — признался он.

— Не имеет значения, — убито ответила девушка. — Чердак был закрыт не для того, чтобы не выпустить его. Такому, как он двери не помеха. Чердак был закрыт, чтобы туда не ходил ты…

Она продолжала говорить, когда в коридоре послышался шум. Он был похож на шуршание бумаги, в которую оборачивают шляпки, перед тем, как положить в коробки. Сухой ломкий шелест. А потом в дверном проеме появился человек, сплелся из тончайших нитей полумрака, что скапливается по углам даже в ясный полдень.

14. Представляющая гостей (2)

Он был невысок и всегда носил сюртук из темно-зеленого сукна, страдал отдышкой и не видел ничего дальше своего носа без очков. Сейчас их стекла выглядели разбитыми. Настя понимала, что увидел перед собой Матвей. Пожилого мужчину, склонного к полноте, который подслеповато щурился и совершенно не выглядел опасным. Он выглядел, как битый жизнью стряпчий и не более. Внешность бывает обманчива.

Взгляд прищуренных глаз остановился на Матвее.

— Кто вы та… — начал мужчина, но она прервал его:

— Здравствуйте. Прохор Федотыч. Как ваши амбарные книги, прилично себя ведут в этом столетии?

Не имело никакого значения, что она говорила. Настя могла перечислить ему заповеди или составляющие пряной медовухи, что варила кухарка к яблочному спасу. Могла прочитать какое-нибудь городское уложение, запрещающее сваливать навоз в городской черте, результат был один и тот же.

Бывший управляющий папеньки открыл рот. Нет, он ничего не сказал. Он закричал. Заорал, как раненый медведь, вкладывая в этот звук всю свою силу. Свою жизнь. И свою смерть. И поскольку он в отличие от Насти не растрачивал силу на имитирование «нежизни», его такие глупости не волновали, то звук вышел оглушающее сильным. Так и захотелось поковыряться в ухе и убедиться, что оно все еще на месте.

Но в его крике было кое-что еще, не только звук. Настя едва почувствовала легкое дуновение, а вот Матвея отбросило прямо на стеклянные двери террасы. Стекло звякнуло, и девушка ощутила трещину, как царапину на коже. Бутылки на столе упали, запахло разлившейся самогонкой, кресло, в котором она так любила сидеть, стало раскачиваться само по себе.

— Нет, — сказала девушка, делая шаг вперед и загораживая пытающегося подняться Матвея. — Ты его не тронешь!

Полноватый мужчина взревел снова, мгновенно перемещаясь к девушке. Он был невысок, и они почти смотрели друг другу в глаза.