Хозяйка Мельцер-хауса

С приветом – неизвестный Вам

Юлиус Лебин,

торговец колониальными товарами в Пиннеберге / Гамбург.

– Боже мой, – вздохнула Алисия, смахивая с глаз слезы. – Какое счастье, наконец-то мы получили весточку, хоть и не самую радостную.

Мари думала так же. Как долго они ничего не знали о судьбе Пауля! Ни писем, ни открыток, только короткое извещение руководства армии о том, что солдат Пауль Мельцер находится в русском плену. Теперь они знали, по крайней мере, что он был ранен и находился под Екатеринбургом, на Урале. Уральские горы – Мари сразу нашла их в атласе – располагались к востоку от Москвы, но это была еще не Сибирь.

– Как жаль, что Лиза и Китти не пришли на завтрак и ничего еще не знают, – с сожалением произнесла Алисия. – Мне совсем не нравится, что наша семейная жизнь как-то распадается. Сейчас все приходят и уходят когда захотят, и я чувствую себя как в вокзальном ресторане!

И нельзя сказать, что она была неправа. Китти уже несколько дней занималась своей выставкой, устраиваемой у директора Вислера, и это занятие настолько поглотило ее, что она забывала про завтрак. Лиза вместе с несколькими дамами из благотворительного общества опекала участников Республики советов, которые были арестованы и теперь ждали суда.

– Скоро прибудет Роза с тремя малышами, мама, – утешила ее Мари. – И здесь непременно все оживет, и у тебя не будет причин горевать по ушедшим временам.

Алисия улыбнулась и сказала, что внуки действительно были для нее отрадой. В первую очередь Додо, которая с утра до вечера болтала без умолку, задавая массу вопросов – часто очень смешных, иногда удивительно глубокомысленных и в большинстве своем довольно разумных. Лео до сих пор не слишком хорошо умел говорить, он ограничивался теми вещами, которые обязательно хотел иметь, и именно их он произносил довольно громко. Хенни тем временем лепетала что-то на своем непонятном языке, который могли правильно растолковать только Китти и Роза. Зато у нее была необыкновенно очаровательная улыбка – интересно, и от кого она ей досталась?

– А папа уже на фабрике?

Алисия аккуратно сложила письмо и протянула его Мари.

– Да, он ушел ни свет ни заря. Если увидишь его, передай ему письмо. Иоганн молчит, ничего не говорит про Пауля, но я уверена, что все свои надежды он возлагает на него.

Мари кивнула и взяла письмо. Да, пора было идти, в коридоре уже послышались веселые детские голоса. Мари радостно кивнула Алисии и пожелала ей приятного и не слишком утомительного утра.

Как и раньше, на улицу можно было выйти только через зимний сад, но лазарет доживал свои последние дни, о чем Элизабет и – особенно – Тилли очень сожалели. Мари же, напротив, восприняла это как знак надежды и новых начинаний. Четырех долгих и страшных лет войны было с них достаточно, наконец-то можно надеяться, что орудия замолчат, что больше не будет новых жертв, а военнопленные скоро вернутся на родину. Лишь бы все и правда так сложилось!

Во дворе Мари встретила Гумберта – тот открыл капот автомобиля и залез под него.

– Одну секунду, госпожа, – сказал он и, убрав стойку, закрыл капот. – Сейчас поедем.

Она сделала рукой жест, как бы прося его не суетиться. В такую погожий день она с удовольствием пройдется пешком.

– Скажите, пожалуйста, Гумберт, – начала она, подойдя к нему поближе и делая голос тише. – Тут до меня дошла одна странная новость. Возможно, это ошибка, поэтому я уже сейчас приношу извинения за то, что интересуюсь…

Гумберт словно окаменел и посмотрел на нее так виновато, что в вопросе, собственно говоря, отпала необходимость. Ну конечно же это был он, их дворецкий Гумберт Седльмайер, которого Эрнст фон Клипштайн видел на сцене кабаре. Молодой человек прекрасно изображал бывшего императора и даже императрицу, вызывая смех всего зала. Еще фон Клипштайн рассказывал, что одна дама в зале, сидящая на три места слева от него, просто задыхалась от смеха.

– Значит, вы выступаете в кабаре?

– Это… это была… это была только проба, милостивая госпожа. Вообще-то я вовсе не собирался этого делать, но господин Штегмюллер, директор кабаре, сказал, что сначала он хотел бы узнать, могу ли я выступить перед публикой. И тогда… тогда… я поддался уговорам.

Мари была не в восторге от этой новости. Хотя… если честно, с самого начала было ясно, что в этом странном молодом человеке таятся необычные таланты.

– Я не сержусь на вас, Гумберт, – сказала она, улыбаясь. – Но вы, конечно, знаете, что дворецкий, выступающий в кабаре, не может работать на вилле. Вам придется принять решение относительно того, кем вы хотите быть.

Сглотнув пару раз, Гумберт затараторил, что бесконечно благодарен семье Мельцер, что чувствует себя здесь как дома и вообще не представляет, что когда-нибудь покинет виллу. Он искренне попросил ее не рассказывать о произошедшем Мельцерам. Фройляйн Шмальцлер тоже не стоит беспокоиться из-за этого пустяка.