Хозяйка Мельцер-хауса

– Здесь работают! – прокричали они ей вслед, когда вместе с тремя воющими детьми она направилась к лестнице. – Здесь не детская площадка!

По широкой парадной лестнице навстречу ей шла Мари Мельцер, собиравшаяся на фабрику. С другой стороны подбежали Элизабет фон Хагеманн и испуганная громким ударом и детским криком фройляйн Шмальцлер.

– Что он опять натворил? – Мари взяла своего мальчика на руки. Лео прижимал заплаканное лицо к ее свежевыстиранной белой блузке, выдавливая слоги, которых никто не понимал:

– У… хэ… хэ… фи… ауаааа!

Лиза подняла рыдающую Хенни – свое маленькое солнышко, свою сладкую девочку – на руки.

– Как ты только могла, Роза! – возмутилась она. – С детьми могло случиться бог знает что!

– Да ничего же не случилось, – скулила Роза. – Лео плачет только потому, что испугался.

– Нет, – возразила Мари. – У него в пальце заноза. Видите?

– О, боже…

Фройляйн Шмальцлер сказала, что у каждого ребенка есть ангел-хранитель, который защищает его от бед, на что Роза тихо добавила, что ангелу-хранителю Лео приходится трудиться днем и ночью. Мари с большим трудом оторвала от себя плачущего Лео и передала его няне. Ей помогло обещание, что наверху его ждет бабушка с медовым печеньем.

– Весь в нашего отца! – вырвалось у Лизы, когда няня с тремя малышами ушла.

Взглянув на мокрые пятна на своей блузке, Мари добавила, что, может быть, Лео похож на ее мать.

– Я мало что о ней помню, – с улыбкой сказала она. – Но говорят, что у нее была железная воля.

– О, среди Мейдорнов тоже были особы, которых на мякине не провести, – вставила фройляйн Шмальцлер. – Я часто вспоминаю то время, когда еще жила в поместье в Померании, а барон фон Мейдорн, царство ему небесное, командовал полком…

Лиза в мыслях уже опять окунулась в работу. Деревянные перегородки, к счастью, уже убрали, а зимой их порубят на дрова для печи. Быстрее бы уж пришли грузовики и увезли кровати и матрасы! Их хотели распределить по больницам, а оставшееся бесплатно раздать нуждающимся семьям. Красный Крест собирал постельное белье и шерстяные одеяла, а также ведра, ночные горшки, тазы, чашки с носиками и деревянные костыли. Все эти вещи сейчас складывались перед входом.

– Эта была благословенная работа, – вздохнула Элеонора Шмальцлер, заглянувшая в холл. – Но сейчас я ни о чем так не мечтаю, как еще раз увидеть этот прекрасный холл в его первоначальном виде.

Лиза считала так же. Через несколько дней все будет готово. Однако прислуге придется еще потрудиться: одна уборка чего стоит. А роскошный инкрустированный пол – в каком он ужасном состоянии…

– Что вы имели в виду, говоря «еще раз», фройляйн Шмальцлер? – поинтересовалась Мари. Домоправительница по-прежнему держалась ровно, но за последние месяцы она страшно похудела, и на ее руках проступили толстые синеватые вены. Элеоноре Шмальцлер вот-вот должно было исполниться семьдесят.

Экономка посмотрела на Мари и Элизабет своими умными серыми глазами. Ее взгляд все еще был проницательным и, казалось, мог проникнуть в душу человека. На эту удивительную способность не повлияло даже то, что радужная оболочка ее глаз в последнее время помутнела.

– У вас хороший слух, фрау Мельцер, – произнесла она и примирительно улыбнулась. – Вы помните наш первый разговор тогда? Прошло почти пять лет с тех пор, как на вилле появилась робкая субтильная девочка, которая стала помощницей на кухне. О, я сразу поняла, что в вас было что-то особенное. И я была права.

– Тогда я просто трепетала перед могущественной домоправительницей, – с улыбкой вспомнила Мари.

– А сегодня? – спросила Элеонора Шмальцлер.

– Сегодня я по-прежнему считаю вас ответственным человеком, во многом благодаря стараниям которого держится вилла. Невозможно представить, как бы мы без вас…

– Ну что ж, – сказала Элеонора Шмальцлер. – Мы с вами понимаем, что пришло время прощаться.

Мари молчала, и Элизабет тоже. Конечно, они понимали это. Они не раз говорили с Алисией о фройляйн Шмальцлер. Мельцеры были готовы предложить ей выйти на пенсию и остаться на вилле. Кроме того домика, где жила Августа со своей семьей, было еще два небольших строения. Одно из них они могли бы отремонтировать для нее. Там были две небольшие комнаты, печное отопление, кухня, чердак, маленький садик. В случае необходимости она могла бы посещать виллу и по-прежнему сидеть вместе со всеми за кухонным столом…

– С нашей стороны прощание не предвидится, фройляйн Шмальцлер, – известила ее Элизабет.

Элеоноре Шмальцлер нравилось, что о ней думали господа. Когда Мари описывала ей, что они планировали для нее сделать, ее глаза светились счастьем. Она была безмерно благодарна этой семье, была тесно привязана ко всем им, как будто это были ее родные.

– Все-таки я приняла решение покинуть Аугсбург, дорогая фрау Мельцер…

Элизабет сделала испуганное лицо.

– Вы хотите покинуть нас? – воскликнула она. – Но вы не можете так поступить с нами, фройляйн Шмальцлер. Вы же всегда были здесь, сколько я себя помню!

– Годы пролетели незаметно, фрау фон Хагеманн. Я не помолодела.