— Я буду ждать изготовления целительского артефакта… они закончились, — врала Полина, выпроваживая эльфа. — Герцог обещал охрану… — опять врала, но госпожа Бон-бон предоставляла знатному эльфу лучшие покои и драла втридорога, как с бывшего врага, отказываясь понимать, что платит за него героиня победы.
— Я не доверяю людям, — буркнул Лилианэ и смутился.
Доверяет он или нет, но Полина — человек, и жить ей среди людей. Обоим стало неловко.
— Езжайте, — велела она. — Вы возле меня из-за артефакта, но помните, что я вам говорила? Об обратной стороне привязки ваших подданных к кулону? Предложите им выбор, расскажите, что мир велик и…
— Да, — уши Лилианэ напряжённо замерли — верный признак раздражения их хозяина.
— Ну, а раз так, то езжайте. Ваш артефакт — это сомнительная ценность, а вот ваше длительное отсутствие в клане может привести к необратимым последствиям.
Больше они не спорили.
Эльф уехал, пообещав вернуться на Скальную гряду как можно скорее. У него там малыш мэллорн, дикие пчёлы, цветы… Лес людей такой переменчивый, и ни один день не похож на предыдущий… Но это, конечно же, не главное, хотя… он запутался…
Но в чём Лилианэ не сомневался, так это в том, что хочет вернуть хрустальную каплю, чтобы подтвердить своё право на правление. Поэтому он торопился вернуться в клан, чтобы узнать новости от тех, кому поручил искать записи об обряде или следы владыки Рассветных бабочек, а потом прямым ходом к Полине за артефактом. И Лилианэ втайне гордился тем, что умеет и может путешествовать по землям людей!
Оставшись одна, Поля вздохнула с облегчением. Счёт за проживание уменьшился, и это радовало.
Боялась ли она нападения или похищения? Ну, в общем да, боялась, но не тряслась от страха, как зимой. Безопасные месяцы сгладили негативные воспоминания, и многое вспоминалось даже со смехом. А вообще-то, в столице всегда надо держать глаза открытыми, а ушки на макушке! Тут и без эльфов полно разных личностей, мечтающих поживиться за счёт слабых и доверчивых.
К тому же дел было полно, и они здорово отвлекали от надоевшего напряжения, связанного с собственной беззащитностью. В некотором роде Полина стала фаталисткой. Если не повезёт, то не поможет ни охрана, ни утроенная осторожность, а если фартит, то будет как зимой!
Утром следующего дня принарядившаяся баронесса собралась к целителю, намереваясь управиться побыстрее. Подходя к воротам постоялого двора, она с удивлением увидела шагающего взад-вперёд генерала, нервирующего хозяйку заведения, и трусливо сменила курс, делая вид, что никого не видит и вообще ей надо в другую сторону. Но пока она наблюдала за хождениями генерала, Бон-бон и сам Томаш заметили её.
— Госпожа баронесса! — с недовольством начала хозяйка. — Ваш гость…
— Баронесса! Я жду вас! — не дал высказаться женщине генерал и стремительно выдвинулся к Полине, преграждая ей путь к отступлению.
Она виновато посмотрела на Бон-бон, попробовала объяснить генералу, что ей некогда, но он её не слушал. Более того, бесцеремонно взял под локоток и повёл на улицу.
— Я весь вчерашний день и ночь думал о том, что вы сказали, — без предисловий начал он. — Более того, на рассвете разбудил Вереска — это мой бывший помощник — и задал ему те вопросы, что задавали мне вы. И знаете, что он мне ответил?
— Догадываюсь, — буркнула Полина, с недовольством отмечая любопытство прохожих.
— Да? Ну-ка, просветите! — он остановился, заставляя встать и её.
— Послал вас далеко и надолго!
— Ха-ха, — засмеялся Томаш и потащил Полину дальше.
— Послушайте, — начала она, собираясь спросить, куда он её тащит.
— Нет. Я вчера вас слушал, а теперь хочу, чтобы вы послушали меня. Вереск сказал, что ему пришлось во многое вникнуть, но он вникал в дела путём проб и ошибок. Вы понимаете? Идёт война, а он ошибался, и я совершенно ничего об этом не знал, не учитывал в своих планах и стратегиях! Вы понимаете, что это значит?! — возмущался генерал, размахивая свободной рукой.
— Да. Это потери, которых можно было избежать. Невосполнимые потери, — горько произнесла Полина, и Томаш как-то весь сдулся, отпустил её и кивнул.
Под его глазами лежали тени. Наверное, это из-за бессонной ночи, а может, от осознания неправильного отношения к генеральским обязанностям, о которых некому ему было рассказать.
Он думал, что он лучше предыдущего генерала Пруденса, и считал себя героем, а оказалось, что он всего лишь не такой плохой, как его предшественник. Может, кому-то этого достаточно, тем более война выиграна и всё позади, но Томаш теперь не мог найти покоя.
Ещё вчера утром он изнывал от скуки и этого покоя, а теперь сходил с ума из-за множества мыслей голове. И… рванул к той, кому привычно это состояние. Она же сама сказала…
Ждал ли он помощи или какого-либо участия от неё? Он не знал.
Он ничего не знал, но чувствовал, что она бросила ему вызов, и он вправе допросить её, вытрясти из её головы всё, что она знает и будет полезно для него.