Присев над убитой, я подавила рвотный позыв и посмотрела на неё. На лице служанки не было ужаса. Если честно, я бы наложила в панталончики со страху, если бы увидела оборотня. А она… всего лишь удивилась. Ну как удивилась… Неприятно изумилась! И это изумление стояло у неё в глазах, широко открытых и уже подёрнувшихся белой плёнкой. Рана была похожа на рану Лалы Ивлинской. Такие же следы от клыков, такие же рваные края… А в углу раны чистый порез. Или разрыв? Нет, слишком ровный для разрыва кожи!
Блин!
Вот что меня теребило! У модистки Лалы был точно такой же порез в самом уголке раны! Вот оно, то чувство, когда что-то не на своём месте!
Обеих жертв сначала убили ножом, перерезав горло, а потом инсценировали укус оборотня.
Миленько, миленько. А главное – я была права, когда говорила, что оборотень тут ни при чём. Нужно срочно, чтобы Городищев это увидел! Он сразу поймёт, что убийцу надо искать среди обычных людей… Которые отчего-то не любят модисток.
Топот сапог за спиной заставил вздрогнуть. Я поднялась и увидела двух полицейских, которые вбежали и остановились, как вкопанные. Те же самые, что и на предыдущем убийстве. Один из них почесал в затылке, сдвинув на лоб кепи, и спросил:
– А вы опять тут? Что ж не везёт-то вам так, барышня?
– Сама в шоке, – пробормотала. Где же Городищев? А, вот и он.
Но вместо моего любимого полицейского в ателье появился серьёзный блондин с голубыми глазами. Он поджал губы, а в зрачках его заплясала искренняя радость от того, что увидел. А увидел он меня. Рот Трубина растянулся в широкой улыбке:
– Какая неожиданная, но весьма приятная встреча! Госпожа Кленовская! На месте преступления! Позвольте со всем почтением арестовать вас и препроводить в полицейское управление.
– Господин Трубин, если вы оставите в стороне нашу с вами взаимную неприязнь, то заметите, что я здесь в качестве свидетеля, – сказала ему холодно. – А вон там, в другой комнате, пани Ядвига Козловская, на которую тоже было совершено нападение. И ещё: это я спугнула убийцу, он выскочил через окно, так что сходите осмотрите это место, он наверняка оставил следы.
Повернувшись к городовому, спросила у него:
– А где господин Городищев?
– Нездоровится им, – ответил, кашлянув, мужчина. – Дома они сегодня обретаются.
– Вот же ж… – почему обязательно сегодня? Нужно идти к нему и рассказать о порезе. – А где он живёт?
– В доходном доме Поречина, – озадаченно ответил городовой, а Трубин взорвался:
– Что за блажь, Иванов?! Почему ты разговариваешь с подозреваемой?! Захотел в холодную?! Быстро в обход дома, ищите следы убийцы!
Повернувшись ко мне, добавил сладким голосом:
– И если их там не окажется, я вас арестую, госпожа Кленовская.
– Вы не посмеете, – раздался голос пани Ядвиги. – Татьяна Ивановна спасла мне жизнь, если вам это о чём-то говорит, пан полицейский!
– Благодарю вас, пани Ядвига, – сказала я ей искренне. – Если позволите, я загляну к вам по поводу платья для завтрашнего бала, быть может, у вас найдётся какое-нибудь завалящее…
– Завалящее! – фыркнула модистка так, что любая лошадь удавилась бы с досады. Пани Ядвига подбоченилась, ткнула в меня обличающим пальцем и заявила: – Для завтрашнего бала у Потоцких я сошью вам такое платье, что все дамы обрыдаются от зависти!
Потом она повернулась к Трубину и царским поворотом головы пригласила:
– За мной, пан полицейский, я расскажу вам, как было дело.
Не медля ни секунды, я выскочила из ателье и бросилась к Порфирию, который гладил Звезду по шее, приговаривая ей какие-то присказки:
– Поехали! Мне нужно в доходный дом Поречина!
– Сей секунд, – ответил кучер, качая головой. – Чтой-то вы, барыня, постоянно вляпываетесь в истории…
– Сама в шоке, прикинь, – буркнула я, залезая в коляску с его помощью. – Мадам Корнелия спокойнее жила, да?
– Прощения просим, барыня, – он покачал головой. – Не моё дело это.
Доходный дом Поречина был трёхэтажным, лет сто назад выкрашенным в светло-жёлтый цвет и настоятельно требовал ремонта. Я вошла в скрипучую дверь и наткнулась на каморку под лестницей. Оттуда на меня выползла грузная фигура, закутанная в вязаную шаль, в вязаном же платке на голове и в шляпке, которая увенчивала всё это великолепие. Старушка прошамкала:
– К кому изволите, барышня?
– К господину Городищеву, – ответила я, очнувшись от ступора. Консьержка указала наверх:
– Второй этаж, квартира номер шесть. Визиты к жильцам разрешены до одиннадцати часов вечера.
Ишь! Я только глаза закатила, чтобы высказать моё мнение, и принялась подниматься по лестнице с шаткими перилами. Квартира номер шесть была последней по коридору. Я постучала в филенку, не получила ответа и на всякий случай нажала на ручку.
Дверь открылась.
Ой, это совсем нехорошо! В любом фильме так начинаются большие проблемы с законом! По-хорошему в таких ситуациях нужно вызвать полицию, однако я решительно отмела эту дурацкую идею и вошла в квартиру. В ней было темно, душно, и пахло прокисшим бельём. Одинокая свеча горела на столе. А в кровати лежал Городищев с горлом, обмотанным шарфом, и тихонечко стонал.
– Платон Андреевич?