Доктор снова поклонился, светлыми рыбьими глазами ощупав мою фигуру с ног до головы. Стало неуютно, но всего лишь на миг. Взглядом не убивают, взглядом не калечат, от взглядов мне ничего не будет. А сделать со мной этот странный врач ничего не посмеет. Не пойдёт против смотрящего…
Наверное.
Расторопный половой притащил глубокий поднос с жестяными кастрюльками, с хлебушком и чайником, из носика которого вился пар. Я поднялась с милой улыбкой:
– Благодарю вас за угощение, Дмитрий, мне пора. Сколько я должна за ужин?
– Оставьте, это от заведения, – смотрящий медленно поднялся, склонив голову. Но я решительно достала из сумочки мелкий билет, положила на стол:
– Этого будет достаточно?
– Более чем, – Гринька стрельнул взглядом на Дмитрия, тот стрельнул бровями, и половой мгновенно смёл бумажку со стола в карман передника. А смотрящий ввинтил свои зрачки в мои глаза и сказал с лёгкой улыбкой:
– Что ж, Татьяна Ивановна, встретимся ещё. Приятно было. Гринька, отнеси поднос до места!
Я вышла из трактира с эскортом. Доктор постукивал о булыжники мостовой своей тросточкой, а половой мурлыкал под нос простенькую мелодию. Оглянувшись на трактир, я вдруг ощутила могильный холод. Осознала, чего избежала каким-то чудом. Меня могли избить, изнасиловать, убить… Если бы не симпатия (странная и подозрительная) смотрящего с весёлыми хитрыми глазами. Но эта история точно не закончена.
Мой опыт подсказывал мне, что за услугу меня обязательно попросят что-то сделать.
Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Пока нужно подлечить Городищева, накормить и убраться в его берлоге.
Втроём мы поднялись по лестнице, а консьержка проводила нас весьма неодобрительным взглядом. Половой решительно отказался отдать мне поднос, бурча:
– Велено до места, значицца до места.
Доктор молчал.
Он заговорил только тогда, когда вошёл и увидел пациента. Половой поставил ужин на стол и испарился, прикрыв за собой дверь. А Матвей Антоныч снял цилиндр и вежливо поклонился, сказал:
– Ну, вот и встретились, Платон Андреич.
– Какими судьбами, Баронов? – выдохнул Городищев, приподнявшись на локте, и снова закашлялся от усилия.
– Лечить вас пришёл, – коротко ответил доктор и поставил саквояж на стул. – Симптомы? Кашель сам вижу, горло?
– Болит.
– Оголите грудь, мне нужно послушать дыхание.
Городищев выразительно посмотрел на меня и сказал смущённо:
– Татьяна Ивановна, мне бы не хотелось… Быть может, вы… Баронов, подвиньте ширму!
Мне стало смешно. Фыркнула:
– Господин Городищев, я вас умоляю, чего я там не видела! Доктор, не слушайте его, приступайте.
Доктор пожал плечами и приступил. Вид голой груди – мускулистой и слегка волосатой, чуть-чуть, лёгким тёмным пушком – отчего-то взволновал меня до глубины души. Я поняла, что сегодня ночью останусь здесь, буду поправлять больному одеялко и поить его чайком, чтобы словно невзначай касаться его кожи и вдыхать её запах. Мой, сегодня он только мой…
– Итак, что мы имеем, – сказал доктор задумчиво. – Ярко выраженная двусторонняя пневмония. Платон Андреич, вам бы в больничку… Или вас полечить камнями?
– Камни, конечно, краденые! И вы предлагаете мне, полицейскому, пользоваться криминально добытыми артефактами! – скривился Городищев.
– Я не поняла, Платон Андреевич, – вмешалась, вспомнив, как мадам Корнелия избавила меня от головной боли и тошноты. – Пневмония – это не шутки! Камни вас вылечат? Отлично. Доктор, давайте камни.
– Вы не понимаете, Татьяна Ивановна, – упрямо повторил Городищев. – Я не имею права…
Долгий тягучий кашель прервал его на полуслове. Я воспользовалась заминкой и махнула доктору, чтобы вытаскивал свой ассортимент лекарств, присела к Платону Андреевичу, взяла его за руку:
– Послушайте меня. Иногда надо оставить в стороне свои принципы, и сейчас именно такой момент. Краденые, не краденые – для меня никакой разницы.
– Для меня есть!
– Для меня важнее ваше здоровье. И не спорьте, иначе придётся вас связать и вылечить насильно.
Он пробормотал, сдаваясь:
– Когда я вас встретил впервые, понял – вы можете и связать, и вылечить насильно… И даже насильно осчастливить.
– Вот и хорошо, – жизнерадостно ответила я, вставая. – Доктор, прошу, больной готов.
Колдунство с камнями оказалось простым до невозможности. А мне удалось подсмотреть, какой у Городищева прекрасный натренированный торс – почти с кубиками пресса! Доктор положил несколько невыразительных тусклых голышей туда, где под мышцами скрывались лёгкие, прижал их ладонью раз, другой, постучал по каждому, внимательно прислушиваясь к звуку. Потом обернулся:
– Соблаговолите подать мне чистую салфетку.
Соблаговолить-то я соблаговолю, а где мне её взять? Салфетку! Ещё и чистую… Два шага к шкафу, и я распахнула створки. Брюки, рубашки, сорочки, нижнее, о боже господи, бельё… А вот и полотенца. Немного, штуки три. Мда, а жених-то без приданого!
Я подала одно из полотенец доктору и застыла, глядя ему через плечо. Накрыв камни тканью, Баронов отступил, нахлобучил на голову свой дурацкий цилиндр и сказал:
– Вот и всё. Через пару часов больному станет легче. Моя работа закончена.