Хозяин Москвы

Процесс шёл уже вовсю. Дынин был гладко выбрит, ни привычной бороды, ни усов. Бледнее обычного, но взгляд совершенно спокойный и даже как мне показалось уверенный. В костюме, из нагрудного кармана пиджака торчит носовой платок, в галстуке. Очки в чёрной оправе на месте. Камеры часто переключаются и можно увидеть происходящее в зале. Там полно журналистов, многие из них из враждебных нам стран. Вон американцы, вон британские, вон французские и немецкие…

– Да это же мы позоримся на весь мир… – прошептал я.

– Что? Что вы сказали? – спросила Ольга.

– Ничего, ничего. Виски будете?

– Нет, спасибо, – отказалась она и закинула ногу на ногу, так что я заметил трусики. Она прямо взглянула на меня, давая понять, что она заметила то, что я заметил.

– А я буду! – сказал Кирилл.

– Мариночка! – сказал я коммутатор. – Там бурбон стоял под столом у тебя. Принеси, пожалуйста.

Дынин всё молчал, а какой-то дядька всё говорил. Не знаю, кто. То ли свидетель, то ли прокурор, то ли адвокат? Не разбираюсь в судебном процессе.

Появилась Мариночка с бутылкой и бокалом. Увидев Ольгу, она изменилась в лице.

– Три бокала? – спросила она.

– Два, – строго сказал я.

Я налил себе полстакана и сразу сделал пару больших глотков. Достал сигарету, зажёг, предложил Кириллу.

– Здесь же запрещено вроде? – сказала Ольга.

Я проигнорировал это замечание. Чего это она? Я всё время здесь курю. Все же знают это.

Тут наконец слово дали Дынину.

– Раскаиваетесь ли вы? – спросил его судья, сильно наклонившись вперёд и вытянув шею.

– Да, – спокойно ответил Дынин. – Очень. Я очень сожалею, что вёл себя как предатель и подлец по отношению к моей великой и могучей, прекрасной родине, по отношению в любимой моей стране. И к мировому гетеросексуальному обществу!

Конечно, нет мне прощения. Я подлый и гадкий пидорас, я осуществлял свою низкую деятельность, подрывая устои и основы нашей конституции. Я делал это не специально, нет, но… Конечно, заманивая к себе мужчин, я понимал, что совершаю преступление, гнусно лицемерю, плюю вам всем в лицо. Всему миру, своему государству, всем матерям и детям!

Мера пресечения, которую мне избрали – это самое меньшее, чего я заслуживаю…

– Какая мера пресечения-то? – спросил я Ольгу.

– Колония-поселение, – сдержанно ответила она.

– Хорошо, что не расстрел!

– А по-моему плохо, – уверенно сказал Кирилл.

– А я не знаю даже, – сказала Ольга.

– Единственное, о чём я жалею теперь, – продолжал Дынин, – в ожидании исполнения приговора, это нельзя наказать меня как-нибудь более сурово… Например, расстрелять!

***

Я сначала был потрясён, что Мария не бросила меня сразу после ролика, получившего в сети название: «Вы видели это?» Но она общалась со мной совершенно как раньше, между нами и тени не промелькнуло. Но потом я понял, в чём дело. Такова женская природа. Если уж женщина кого-то выбрала, то запас её терпения велик. Она будет держаться за тебя вопреки всему, будет прощать, верить и ждать. Ну, до какого-то предела, конечно. Хотя некоторые терпят всю жизнь – как моя мать, например.

И это вызывает во мне печаль. Я думаю, женщина, едва заподозрив, что её избранник ведёт себя как мудак, должна немедленно, срочно, сию секунду порвать с ним всякие отношения. Потому что мудак не перестанет быть таковым, наоборот, он раскроет весь потенциал своего мудачества со страшной, разрушительной, уничтожающей всё силой, но сделает это постепенно. Все его комплексы, подавленные желания, личные проблемы и злость выплеснутся на ту, что рядом с ним, и поглотят её, утопят, лишат воли. И самое страшное – убьют женственность.

Когда он умрёт, она, уже старая, променявшая свою жизнь на его жизнь – его тщеславие и жалкие устремления, будет подолгу плакать и обвинять себя в том, что мало заботилась о нём. Но пройдут годы, а вместе с ними и страдание, и тогда, когда наступит уже её черед умирать, она скажет своим детям:

– Только не хороните меня рядом с этим мудаком!

Конечно, ко мне это всё не имеет отношения. Моя провинность была смешной и нелепой. А Мария умная женщина, она не из тех неуверенных в себе девочек, за счёт которых в детстве самоутверждались их матери, и которые будут держаться за любого, как за последнюю надежду. Нет, Мария сильная и волевая, и если она выбрала меня, значит я того стою.

***

Подписывал документы сегодня. Мои помощники принесли. Проект Парка в Центре Москвы. Планируется большой парк с различными зонами развлечения и отдыха для низших цветов. Стоимость – я ахнул – десятки миллиардов.

– Всё-таки заботимся о простом народе, – говорю помощникам. – А?

Они кивают с почтением, но молчат, типа подписывай быстрее, лох. А я пытаюсь заигрывать с ними, неловко мне, что меня за пустое место держат. Но от этого нарочитого заигрывания выгляжу только глупее. Лучше уж не выделываться, не изображать из себя то, чего нет, быть с ними сухим и строгим.

Подписываю, там много-много страниц, и читаю заодно – мало ли, чтобы против меня ничего так не было. Хотя вряд ли, конечно.