И вот, самое главное, подходим к тому, ради чего пришли. Божественный, несравненный Сандро Боттичелли и его «Рождение Венеры». Господи! Меня словно током бьёт и волосы шевелятся на голове, когда я её вижу. Нет ничего прекраснее на свете этой картины. Она одна оправдывает существование человеческой цивилизации.
– Восхитительна, – шепчу я.
– Пойдём, – улыбается Мария. – А то я ревную.
***
Вообще до сих пор не могу поверить, что Мария со мной. Глядя на неё, я всякий раз удивляюсь. Чем я заслужил? Что во мне такого? Она могла выбрать кого угодно. Может, всё дело в том, что я небесный и у неё есть расчёт? Но батюшка внёс ясность.
– Я в этих делах не спец, сам понимаешь, – уклончиво сказал он. – Но кое о чём догадываюсь. Дело такое – у женщины всегда есть расчёт. И если выбирать между тёмным и небесным, то она, конечно, выберет небесного.
– А если она любит тёмного?
– То всё равно выберет небесного. Если не дура.
Я огорчился. Мне показалось, я понял, к чему он клонит.
– Вы хотите сказать, что у Марии есть кто-то тёмный?
Он рассмеялся.
– Ты думаешь мне делать больше нечего, кроме как за твоей бабой шпионить?
***
– Нет плохих и хороших людей, – сказал мне мой приятель из ФСБ. – Есть обстоятельства и наш выбор.
Мы сидим в баре и пьём виски. Я уже хорошо набрался, до того состояния, когда говоришь много и откровенно.
– А как же провидение? Божья воля? – спросил я.
Он смерил меня недоверчивым взглядом.
– Ты это говоришь потому что я в рясе?
Он был прав. Он пришёл в облачении дьякона, и это сразу подействовало на меня особым образом – в нём как будто появилось что-то от батюшки.
– Высшие чины ФСБ обязали вступить в сан, – пояснил он. – Всем дали низшие разряды, так положено. Я вот, видишь, дьякон…
Он усмехнулся и опрокинул стакан. Потом закурил.
– Рясу прожжёшь! – предостерёг я – пепел с угольком упал ему на колени.
– Спасибо, – он стряхнул. – А бывает так, что обстоятельства перевешивают выбор. То есть ты хочешь делать одно, а должен другое. Потому что такова воля государства. Ну или есть ещё чья-либо воля, перевешивающая твою. По сути, человек никогда не выходит из-под родительской власти и не становится свободным. Чем выше мы хотим подняться, тем уже рамки дозволенного.
Я посмотрел на него с уважением. Не то чтобы я с ним был во всём согласен, но рассуждал он очень умно.
– Вот если тебе поручат убивать тёмных? Что ты сделаешь? – вдруг спросил он.
Я растерялся. Я и представить такого не мог.
– Но я чиновник… Это явно не входит в мои обязанности.
– Ну а вдруг?
– Я откажусь…
– Нарушишь приказ? В таком случае тебя самого расстреляют. Ты уверен, что готов умереть за других?
Я вспомнил слова батюшки о том, что я не Иисус Христос.
– А тебе приходится выполнять такие приказы? – спросил я.
– Это служебная тайна, – холодно ответил он и опрокинул второй стакан. – Ещё виски!
К нам обернулся пьяный сосед по барной стойке – салатовый. Взмокший от пота толстый мужик с тремя подбородками. Я уже полчаса наблюдал, как он безуспешно пытался склеить оранжевую, принимая её, вероятно, за проститутку. В какой-то момент ей надоело, она расплатилась и ушла. Он некоторое время смотрел в рюмку, потом переключился на нас.
– Ребята, а вы что это пьёте вражеский вискарь? Пейте русскую водку, – и он помахал рюмкой, расплёскивая.
– Плохо пахнет твоя водка, – усмехнулся мой приятель.
Мужик помолчал, обдумывая эти слова. Видно было, как в нём нарастает пьяный гнев.
– Я не понял. Ты на Русь наезжаешь? – зло сказал он.
– Слушай, – вмешался я, – сиди, пей. Мы тебя не трогаем, ты нас не трогай.
– Я, блядь, задал вопрос! – повысил он голос. – Родину не любите?!
Мой приятель встал, подошёл к толстяку, и как-то очень быстро, так что тот не успел ничего предпринять, схватил его за затылок и ударил лицом о барную стойку – прямо туда, где стояла рюмка. Полилась кровь – рюмка разбилась и рассекла кожу. Толстяк упал, приятель несколько раз пнул его, потом взял стул и врезал по голове. Было что-то странное в этой сцене – как человек в рясе избивает в баре пьяного мужика. Добро должно быть с кулаками, – вспомнилось почему-то мне.
***
Мне нравится невозмутимость Марии. Происходящее в мире её совершенно не волнует. Вернее, она относится ко всему с улыбкой, философски что ли. В то время как во мне растёт ощущение приближающейся катастрофы. Возможно, это профессиональное – к новостям она привыкла относиться как к работе, и неважно, хорошие они или плохие.
Наблюдал сегодня всенародное ликование. Святая Русь присоединила Казахстан, Китай – Мьянму. Люди идут по улице со счастливыми лицами, они ликуют.
– Брат! – кричит мне какой-то прохожий. – Брат! Ты слышал? Казахстан наш!
Я поторопился сделать радостное лицо – чтобы не злить народ, а то можно и в щи всхлопотать, и ответил:
– Да-да! Я в курсе уже!
В его взгляде мелькнула настороженная недоверчивость. Не умею врать и лицемерить, тяжело мне это.