– Именно поэтому. Это настолько глупо и явно – убирать главного оппозиционера, что в такое трудно поверить. Вот увидишь, что скоро наши начнут говорить: «Зачем нам это надо было? Нас хотят подставить западные спецслужбы».
Логика в его словах была. Я задумался.
– Слушай, а могли его в самом деле западные убить?
– Вполне, – кивнул он. – По той же причине – всем настолько очевидно, что это такой простой способ подставить Русь, что на него никто бы не решился.
– Мда, – я почесал лоб. – Сложно.
***
Встречался с дьяконом ФСБ. Пили абсент. У меня была конкретная цель встречи, но я скрывал её до поры до времени. Он был хмурый, что-то его тревожило. Иногда сжимал кулаки и бормотал тихо: «Суки!»
– Ты о чём?
– Да так, да так, о делах, – уклончиво отвечал он.
В какой-то момент, когда я решил, что он уже достаточно набрался, я сказал невзначай:
– Да… А Кучин-то… Убрали.
– Помянем, – равнодушно кивнул он и выпил стопку. Шумно выдохнул и закусил селёдкой. – Ну и говно этот ваш абсент…
– Я тут слышал, что Кучина будто бы наши убрали.
– От кого же ты такое слышал, ну-ка, ну-ка, – заинтересовался он.
– Да в курилке, не помню уже кто… Но вот говорили… Ты сам что думаешь?
Он помолчал. Выпил ещё, закурил. И всё молчал. Я уже подумал, что разговор на эту тему окончен, но он вдруг ответил:
– Я не думаю, а знаю. Могу и тебя просветить. Но имей в виду – если дальше пойдёт, мне конец. А заодно и тебе.
– Без вопросов! Я – никому.
– Точно уверен, что хочешь знать?
– Абсолютно.
– Ладно. Короче, так вышло, что убрать Кучина собирались и наши спецслужбы и британские. Две бомбы заложили в машину. Мы и они.
– Вот это да… А какая первая взорвалась?
– А не всё равно? – удивился он.
– Ну вообще да, без разницы…
***
– Слышь, я тут выяснил кое-что, – это мне звонит дьякон ФСБ. – По поводу видео про тебя в сети.
– Ммм, очень интересно. И кто же?
– Я тебе по почте сейчас файл скидываю, сам увидишь. Но работает у вас, точно.
– Спасибо, жду!
Захожу в почту – письмо уже есть. Открываю, и боже мой – глазам своим не верю. Это мой розовый приятель.
Я откинулся в кресле и закурил. Как? Мы дружили… Обсуждали всё на свете… Пьянствовали вместе…
Я встал и вышел из кабинета. Не спеша прошёл к его столу. Он поднял на меня свои кроличьи глаза, улыбнулся и сказал:
– Иван, подождёшь секунду? У меня тут совещание.
Вижу, в самом деле, вокруг сотрудники его отдела.
– Конечно, – отвечаю. – Не возражаешь, я поприсутствую?
– Да без проблем, – удивлённо смотрит он.
Беру от соседнего свободного стола стул, как будто собираюсь рядом сесть. Размахиваюсь и бью его по голове. Он вскакивает, держась за голову.
– Ты что? Ты что, Иван?! – я вижу, как он напуган.
Я хватаю ещё один и кидаю в него. Он бежит. Я бросаю ему в след ещё один.
– Ты уволен! Ты уволен на хрен! – кричу я.
Сотрудники молча и сосредоточенно смотрят на меня. Нет, они не удивлены, подозреваю, что они давно считают меня сумасшедшим и просто опасаются за свою безопасность. Я для них стал как неизбежное зло – вроде периодических землетрясений в сейсмически активном регионе. Мне становится неловко.
– В сущности, – вдруг говорю я громко, – я не злой…
Они, не мигая, смотрят на меня.
***
– Батюшка, это не моё… Ну не могу я.
Я запинаюсь, не зная, как объяснить.
– Я не руководитель, понимаете? С коллективом вон отношения совершенно испорчены, боюсь даже представить, что они там про меня думают…
– Вот как! – качает он головой. – Ну хорошо. Знаешь про отшельников?
– Ну да, слышал… Вы меня сослать куда-то хотите? – насторожился я.
– Да погоди ты! Как думаешь, им в удовольствие аскетический образ жизни? Жить в голоде и холоде, постоянных лишениях и с неустанной молитвой на устах? В кайф?
– Думаю, нет…
– Но они выбрали себе эту жизнь, сочтя её своим долгом. Долгом перед собой и перед Богом. Намёк понял?
– Если честно, то нет… Я пью, курю, жру, трахаюсь, какой же я аскет?
– Как трахаешься? – воскликнул он. – А епитимья как же?
– Ну это я так, к слову… Короче, не понимаю вашей аналогии.
– А аналогия, молодой человек, прямая! Вот и твоя работа – это твой долг. Не хочется? А надо! Ради общества, ради государства. А значит, и ради Бога – поскольку государство и церковь у нас едины.
Я с сомнением почесал голову.
– Фома ты неверующий, – вздохнул он.
***
Любовь – это вот что. Мы засыпаем с Марией, измождённые, и я уткнулся лицом в её спину, чуть влажную и прохладную. Вдруг я замечаю, что у неё между лопаток пахнет парным молоком. Я вдыхаю как можно глубже, и мне, хотя я никогда не любил молоко, тем более, парное, кажется, что нет на свете запаха приятнее.
– Что ты делаешь? – вдруг очнувшись от дрёмы, спрашивает она, но не оборачиваясь.
– От тебя пахнет парным молоком.
– Ты любишь парное молоко?
– Ненавижу.
– Всё понятно.
– Что тебе понятно?
– Любишь меня?
Это был даже не вопрос, в утверждение. И прозвучавшая в нём уверенность уколола меня. Я почувствовал себя уязвимым.
***