– Я сегодня никуда не тороплюсь, – сказал он и разлил в те же стаканы. Он сильно захмелел и много пролил на стол.
– Сейчас, напишу на работу только, – сказал я и взялся за телефон. Было ясно, что мне не уйти.
– Ай, да пиши своей Машке, я не против.
В самом деле, писать я собирался, конечно, ей.
«Милая, прости. Меня батюшка бухать с ним заставляет, шансов уклониться нет. Боюсь, буду сегодня сильно пьяный, он не на шутку разошёлся». Она ответила сразу: «Хорошо! Давай тогда на завтра перенесём, не хочу чтобы ты был пьяный!»
Мне стало немного обидно. Раньше она любому мне была рада. «Прости, – написал я. – С завтрашнего дня всё будет по-другому».
Да, – подумал я, закуривая, – действительно, хватит. Пора заканчивать это!
– О чём задумался? – спросил батюшка.
– Да так. О будущем!
– Так давай выпьем за это! – он поднял стакан. – Выпьем за великое будущее нашей родины! Ты патриот?
Я не был в настроении подыгрывать ему.
– Да, но не в том смысле, что вы.
– Это в каком же тогда?
– А вы в каком?
– Понятное дело в каком! Всё делать во славу и величие моей родины! А другого смысла и быть не может…
– А я патриот в том смысле, что люблю родные места – те, в которых вырос и с которыми связана моя жизнь…
– Да ты не патриот тогда, а говно!
– Сами вы говно, – сказал я.
Он замолчал, пытаясь сфокусироваться на мне. Произошло нечто из ряда вон выходящее, но правильно среагировать он сейчас не мог, слишком много выпил.
– Мы с тобой об этом после поговорим, – наконец сказал он и поставил стакан на стол. Потом поднялся и медвежьей походкой направился ко мне.
Встав у моего кресла, он спросил:
– Ты знаешь, Иван, я тебя из всех выделяю… Ты мне как сын… Родной…
Он замолчал. Из окна повеяло холодом и резко потемнело, как бывает перед грозой. Вдруг в самом деле грохнуло, да так, словно купол небесный треснул. Ярко вспыхнуло, на миг осветив правую половину батюшки. И спустя секунду зашумело: гул стал нарастать, быстро превратившись в грохот водопада. Это был настоящий, первый весенний ливень.
Господи, как же я соскучился по тебе! – подумал я. – Мне бы выйти и встать под твои струи…
– А знаешь, почему ты Хозяин Москвы?! – пьяно, перекрывая дождь, прокричал батюшка.
Я поднял глаза на него
– Потому что я тебя люблю! – и тут он вскинул рясу, сдёрнул с чресл подштанники с трусами и обнажил то, что я меньше всего на свете хотел видеть.
– Давай! – заорал он и попытался ухватить меня за голову.
Я вырвался, вскочил и побежал. Я слетел вниз по лестнице, выбежал на улицу, чуть не попал под машину, и помчался куда глаза глядят под оглушающим дождём.
***
Проснувшись, я первым делом полез в телефон. От батюшки ничего. Только от Маши сообщение ночное, когда я уже спал.
«Милый, смотри, что я тебе вяжу». И фото – шерстяные носки с оленями. Чёрт, она ещё и вяжет. Как это трогательно. Но почему олени?
«Моя любимая, – написал я, – извини, я спал уже вчера, не мог ответить. Чудесные носки, я буду носить их всю жизнь!»
Я подождал, она не ответила. Наверное, на работе. Я тяжело поднялся и сел на кровати. Вчера я ещё сильно добавил после расставания с батюшкой. Ещё бы, такие новости… Что теперь будет? Дурно в душе и теле, слов нет. А надо ехать на работу. И пива выпить. Только сначала в душ и побриться. И зубы почистить непременно!
– Надежда! – прокричал я.
Тишина. Я думал нет моей великанши парикмахерши, но тут она появилась. Как всегда в обтягивающем трико.
– Да, Иван Сергеевич?
– Кофе сделайте, пожалуйста! И пострижёте меня? Только по-быстрому.
– Сделаем! – улыбнулась она. – Перепили?
– Есть немного…
– Ничего, будете в лучшем виде!
В ожидании кофе я включил телевизор. Так и есть, Маша ведёт новости.
– Сейчас идёт несогласованный митинг в центре города. Несмотря на предупреждение, десятки школьников вышли на улицы с плакатами: «Земля – не центр мира!» Они требуют возвращения архаичных взглядов на Вселенную, согласно которым у неё нет центра. Представители православной общественности выехали на место, в городе дежурят наряды полиции. Кадры с места события.
Я вижу, что митингующих там явно не десятки. Их тысячи. Парни и девчонки, такие юные. Кто-то замотался шарфами до самых глаз, они идут нестройными рядами, что-то кричат, они наглы и бесстрашны.
Звонит телефон. Господи, это батюшка. Мне страшно брать трубку. Но делать нечего, беру и робко говорю:
– Да?
– Ты чего там сидишь? – бодро кричит он как ни в чём не бывало. – Давай, собирайся, дуй в центр!
– Я? Да я-то зачем?
– А кто? Я? Кто хозяин Москвы?
– Да что я там делать буду… Там дети какие-то…
– Хуети! Там их знаешь сколько? Они всю Москву разнесут. Да и движение парализовано.
– Понял, сейчас…
***
Я еду на Тверскую площадь. Меня лихорадит. В окно бьёт яркое солнце, мне жарко и душно. Я открываю окно и курю. Я думаю о том, что я им скажу. Они ведь правы, и я на их стороне.