Хозяин самолета

В другой раз на этом же аэродроме, служившем базой для нашей части еще недели две, гитлеровцам удалось поджечь на стоянке сразу два самолета. Вылета в этот день не предполагалось, и на самолетах оказались лишь авиационные механики и мотористы. Благодаря самоотверженной борьбе с огнем им удалось ликвидировать пожары. Но оба самолета были выведены из строя: на одном из них было сильно повреждено левое крыло, на другом правое.

Тогда один из механиков, — я хорошо запомнил его: невысокого роста, худощавый блондин с озорными, голубыми в синеву глазами, — отыскал инженера части и жалобным голосом, как будто у него действительно отняли собственную руку, сказал:

— Что ж я теперь буду делать, товарищ инженер?

— А что такое?

— Руку у меня отняли… Разрешите нам сделать из двух калек одного здорового?

— Какую руку, каких калек? — не понял инженер.

И тогда механик (фамилия его Пархоменко) объяснил, что он хочет переставить левое уцелевшее крыло с другого самолета на свой.

В начале войны это было непривычным делом. Потом, в ходе войны, подобные перестановки исправных агрегатов с вышедших из строя самолетов на другие самолеты в авиационных частях научились производить мастерски. Ведь то, что можно и нужно было поощрять во время войны, не всегда целесообразно практиковать в мирное время, когда запасные части поступают в плановом порядке со складов. В войну же, случалось, и один самолет лимитировал боевые возможности части, особенно в первый период, когда боевые потери в воздухе и на аэродромах были у нас очень велики, а многие наши авиационные заводы оказались «на колесах» по пути перебазирования с Запада на Восток.

Группа механиков — всего человек десять, — усиленная двумя специалистами из мастерских, справилась с перестановкой крыльев в течение суток, и подраненный самолет еще долго летал на боевые задания с «чужим крылом», пока его не заменили при перевооружении нашей части на новую, более совершенную технику.

Внезапные, массированные бомбардировочные налеты гитлеровской авиации на наши аэродромы, боевые потери и интенсивная летная работа выводили из строя большое количество самолетов. Поэтому быстрое и качественное восстановление каждого неисправного самолета, особенно в первые годы войны, имело решающее значение в поддержании постоянной боевой готовности авиационных частей.

Выполняя эту ответственную работу, авиационные механики наших частей и специалисты войсковых ремонтных мастерских показывали примеры выносливости, трудолюбия, высокого мастерства и беззаветного служения своей Родине. А это в свою очередь позволило инженерно-техническому составу ВВС решить сложную задачу бесперебойного инженерно-авиационного обеспечения боевой работы авиационных частей, которые наносили чувствительные ответные удары по войскам и военным объектам врага.

Как сейчас помню, это случилось зимой 1941 года на одном из фронтовых аэродромов под Москвой. Стояли жестокие морозы — те самые морозы, которые заставили гитлеровских солдат вместо кованых сапог напялить на ноги соломенные «валенки», а на головы «трофейные» бабьи платки. Старухи в деревнях по пути следования колонн с такими пленными называли их, как некогда наполеоновских солдат во времена изгнания их из России в 1812 году, «басурманами». Нам тоже было несладко. Русский солдат вынослив — это верно, но подмосковный морозец суровой зимы 1941 года долго будут помнить не только гитлеровские, но и советские солдаты.

Но авиационным механикам на фронте, случалось, и в самые жуткие морозы становилось жарко. Вот об одном таком случае я и хочу рассказать.

Одна из частей нашего соединения, воевавшая с начала войны на самолетах Су-2, получила несколько штурмовиков Ил-2.

Как известно, появление самолетов Ил-2 на фронте произвело на гитлеровцев ошеломляющее впечатление. Недаром они назвали этот самолет образно «Schwarze Tod

», что значит «Черная смерть».

Гитлеровцы готовились форсировать реку и в одном месте скрытно наводили переправу. Река была скована льдом, но лед еще был непрочен, и о переправе по нему техники наши враги, конечно, не могли и мечтать.

Нашему командованию стало известно не только точное место переправы, но и время форсирования реки, которое должна была начать крупная танковая колонна гитлеровцев. Если бы удалось разрушить переправу в момент начала движения по ней танковой колонны, а потом «прочесать» как следует создавшуюся пробку скопления машин с воздуха, — понятно, к чему это могло бы привести.

Вот эту задачу командование и возложило на девятку наших штурмовиков Ил-2. А их у нас всего имелась одна девятка и больше ждать в то время было неоткуда.

На подготовку операции было отведено всего сутки с небольшим, но накануне наши три Ил-2 вернулись с задания с такими пробоинами в крыльях, что приходилось удивляться, как они еще дотянули до своего аэродрома. О выпуске их в таком состоянии на задание нечего было и думать. А командующий приказал, чтобы переправу штурмовала девятка, ибо штурмовка меньшим количеством самолетов была бы малоэффективна.