Храм Фемиды. Знаменитые судебные процессы прошлого

Следствие продолжалось сравнительно недолго: судебный процесс начался через три с половиной месяца после задержания Пауэрса (для сравнения – в другом знаменитом шпионском скандале этого времени – деле полковника Пеньковского – следователям потребовалось более шести месяцев, а в случае подполковника Попова – почти год). Пауэрс довольно быстро перестал «крутить»; отчасти в этом советскому следствию невольно помогла американская пресса, которая после официального объявления о случившемся начала раскапывать подробности служебной биографии лётчика и выложила на свои страницы кое-что из того, что он пытался скрыть. К середине августа всё было готово: подсудимый «дозрел», основные роли были прописаны, советская пропагандистская машина обеспечила необходимый фон. Хрущёв направо и налево обвинял во всем Эйзенхауэра. Похоже, Никита Сергеевич действительно был по-человечески обижен: как же так, с фашизмом вместе воевали, в Женеве встречались, в гости ездили (Хрущёв побывал в США в 1959 г., ответный визит «Айка» в СССР планировался на ближайшие месяцы) – и такое свинство! Эйзенхауэр, надеявшийся на то, что следов почти не осталось, сначала пытался отрицать факт полёта, но потом вынужден был сдаться.

«Эйзенхауэр тоже провёл пресс-конференцию, на которой зачитал заранее подготовленное заявление. Твёрдым, размеренным голосом, без тени намёка на сожаление или извинение, Эйзенхауэр сказал, что хрущёвские ужимки по поводу «полёта невооружённого невоенного самолёта могут только отражать фетиш секретности». Из-за природы советской системы шпионаж «является неприятной, но жизненной необходимостью».

Стивен Амброз Эйзенхауэр. Солдат и президент

Торжественная поступь правосудия

Вину признал и Пауэрс. В аккуратном тёмном костюме, по-военному застегнутом на все пуговицы, он старался выполнить свою работу подсудимого наилучшим образом: чётко отвечал на вопросы, давал нужные оценки. Впрочем, сама обстановка располагала: огромный Колонный зал Дома Союзов был забит советскими и иностранными журналистами, дипломатами, представителями «общественных организаций и трудовых коллективов». Судьи, председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР В. В. Борисоглебский и два народных заседателя в светлых генеральских мундирах смотрелись эффектно и внушительно. Цветовым контрастом – черный мундир гособвинителя, самого́ Генерального прокурора СССР, легендарного Романа Руденко, в прошлом – главного обвинителя от СССР в Нюрнберге. Адвокат, как и положено советскому защитнику, в глаза не бросался.

«Неоднократные вторжения американской авиации в воздушное пространство СССР, и в частности полёт самолёта «Локхид У‑2» 1 мая 1960 г., являются грубым нарушением суверенитета СССР и актом агрессии, попирающим нормы международного права и высокие принципы Устава ООН, под которым стоит подпись и Соединённых Штатов Америки».

Из обвинительного заключения, 17 августа 1960 г.

Процедурно всё было безупречно. Суд не отклонил ни одного ходатайства. Обвинитель и защитник любезно поддерживали предложения друг друга по порядку ведения заседания. Ни малейших сомнений в том, что к подсудимому не применялись меры физического воздействия, ни у кого из присутствовавших не возникло (сегодня мы знаем, что это соответствовало действительности: Пауэрса не били, голодом не морили и «сыворотку правды» не кололи; а что касается лампы в лицо и полудюжины запрещённых УПК ночных допросов – так это «пустяки, дело житейское»).