Нет, не бесследно, конечно, вот Рождество и Пасха стали новогодними и майскими праздниками. Но прямая связь нарушена. И, пытаясь попасть в неизвестную ему архаику, современный российский человек промахивается и попадает в хорошо знакомый советский модерн – в тот самый модерн, который появился, чтобы архаику уничтожить. И кажется, в случае с «пасхальной Победой» или «пасхальным Первомаем» (в 2016 году праздники совпали) модерну это вполне удается, просто теперь он не борется с архаикой открыто, он ей прикидывается и тем самым делает невозможным в нее вернуться.
Да и как, в самом деле, это сделать? К примеру, Г. Л. Стерлигов отрастил бороду, натянул домотканую рубаху и написал учебник об истории Руси от Сотворения мира не потому, что так жили его отец и дед и так привык с детства жить он сам. Нет, это именно бегство в воображаемую архаику от неприятного современного постмодерна, в котором Стерлигов, кажется, добился всего, чего хотел, а потом ему просто стало скучно. Это проект по радикальному преобразованию действительности, то есть совершенно модернистский проект. А настоящая архаика – она данность, она как воздух, ее не изобретают, ей дышат и не умеют иначе.
И эта данность из нашей жизни вместе с коллективизацией, репрессиями и войнами. Я знаю, где жили мои крестьянские и где – мои дворянские предки, но бессмысленно искать даже развалины изб или усадеб. Одни – подо Ржевом, другие – под Орлом, там и там все было разорено, сожжено, перепахано и застроено несколько раз. Льву Толстому, чтобы «опроститься», достаточно было выйти за порог и зажить жизнью окрестных мужиков – нам, если мы захотим пойти по его стопам, придется этих мужиков заново изобретать, и это будет ролевая игра почище толкинистской. Так что это будет самый настоящий модерн, если мы отнесемся к ней всерьез, или постмодерн, если как игру ее и примем.
Для многих традиционных обществ, и российское тут не исключение, характерно двоеверие. Существовала официальная религия или идеология, которую формально исповедовало большинство или даже все – в России это было православие, затем коммунизм, потом рыночный либерализм и теперь, наконец, патриотизм. А вот вера, которая действительно руководила людьми в их повседневной жизни, всегда была намного более простой и земной: крестьяне верили в леших и русалок, в приметы и обряды, которые могли быть православными по форме, но скорее языческими по содержанию.
Это наивное крестьянское язычество ушло в прошлое вместе с самим крестьянством. Большинство населения страны – горожане, сильно зависящие от государства и черпающие информацию об окружающем мире из телевизора. Именно на такое большинство опираются и партия власти, и церковные структуры. Представим себе такого человека: он пережил шок и унижение в 90-е годы, когда разом рухнул весь строй советской жизни, он радостно приветствовал подъем 2010-х, он хочет гордиться своей страной.
Культ Победы дает ему ровно то, чего он ищет: основания для самоуважения, притягательную версию истории и позитивный прогноз на будущее. Вне зависимости от того, насколько склонен наш герой к богословствованию на высоком уровне, он принимает этот культ примерно так, как его крестьянские предки принимали культ леших и русалок – как простое и понятное описание сложного мира, которое позволяет с ним эффективно взаимодействовать. На высоком уровне нетрудно подключить к этому культу православие, даже не видя между ними особенных различий.
Понятно, что нынешние игры в архаику тоже рано или поздно закончатся просто потому, что они мало конкурентны на рынке идей точно так же, как сырая нефть всё меньше значит в эпоху нанотехнологий. Да, какое-то время жить ей можно, и даже долго можно жить, но всем понятно, что это жизнь в хроническом отставании и живем мы так не потому, что так захотели, а потому что пока не научились иначе.
Впрочем, после такого пессимистического прогноза скажу и нечто позитивное. В последнее время многим в России показалось, что на власть претендуют православные зилоты и фундаменталисты, у которых культ Победы причудливо сочетается со средневековыми фантазиями о православном халифате. Только это скорее постмодернистский перформанс, имитация. Настоящие фанатики громят все, что не вписывается в рамки их религиозных воззрений – имитаторы приходят на выставку Вадима Сидура и разбивают, по их словам, тарелку из ИКЕА. Это не вандализм, а перформанс с нарочитым занижением ущерба.
Людей, для которых православный фундаментализм – не ролевая игра, не перформанс и не работа, в России крайне мало, и они крайне мало на что влияют. А главное, на этот самый фундаментализм нет спроса среди широких масс населения. Вернее, он есть, но лишь пока он не касается тебя лично.