Христианство. Настоящее

СССР – это уж скорее смотрящие, воры в законе, без которых мелкая шпана распояшется и устроит беспредел. Польза от них немалая, конечно, но все же не то, совсем не то. Если же решить, что Удерживающий имеет неизменное место прописки, вряд ли этим местом будет Москва – скорее уж Рим или Константинополь. Стоило бы отдать звание не большевикам, а скорее уж туркам, они ведь после 1453 года церквей, как правило, не рушили и атеизм государственной идеологией не объявляли. Но тут логика другая: Удерживающий прочно прописан в Москве, а значит, при любом оккупационном режиме он там останется. Собственно, любая наличная в Кремле власть – это Удерживающий и есть.

Это какой-то дремучий провинциализм; так в американской глубинке недалекий прихожанин может быть уверен, что местная баптистская община была основана человеком по имени John the Baptist (Иоанн Креститель). Причем провинциализм может быть не только географическим, но и хронологическим: все пророчества Апокалипсиса относятся к последнему выпуску новостей, история мира началась вчера и закончится завтра.

Впрочем, вернемся к идее великой империи, способной сдержать мировое зло. Когда в 1914 году молились о победе своего оружия католики в Австрии, лютеране в Германии и православные в России, а в результате рухнули все три империи, навсегда уничтожен был прежний порядок жизни по всей Европе, не говоря о миллионах погибших, – кто сумел это безумие удержать, кто хотя бы сам удержался? Удержалась ли в свое время Россия от трагедии раскола, от петровской и екатерининской секуляризаций и от многих иных вещей еще до 1917 года?

Можно, конечно, вопреки фактам верить в некую особую мистическую роль именно своей страны, своего народа, и эту веру не поколеблют никакие аргументы. Только это будет еще одна родоплеменная религия, каких много есть на свете. Уже Ветхий Завет в служении пророков превзошел рамки такой религии, ну, а христианство – оно вообще про другое.

Теперь попробуем понять, что же на самом деле сказано в Новом Завете. Откроем 2-е послание Фессалоникийцам: «…тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий

теперь» (2:7, Синодальный перевод). Хорошо бы сразу прочитать эти слова в контексте и обратить внимание на то, что сказано в самом начале главы (ст. 1–2): «Молим вас, братия, о пришествии Господа нашего Иисуса Христа и нашем собрании к Нему, не спешить колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова, ни от послания, как бы нами посланного, будто уже наступает день Христов».

То есть апостол говорит нечто противоположное всем этим настроениям о пришествии Антихриста сразу после очередного выпуска новостей. Во-первых, тут речь идет все же о пришествии Христа, а во-вторых, все известия, будто конец земной истории уже наступил, были ложными две тысячи лет назад, и вряд ли есть основания считать их истинными сегодня.

Почитаем внимательно саму эту фразу про Удерживающего. В оригинале употреблено слово κατέχω, и оно вовсе не означает «тащить и не пущать». В Новом Завете я насчитал семнадцать случаев употребления этого глагола, например: «подняв малый парус по ветру, держали к берегу» (Деян. 27:40);

«Я хотел при себе удержать его» (Флм. 1:13); «будем держаться исповедания упования неуклонно» (Евр. 10:23). Оно обозначает не столько сопротивление чему-то внешнему, сколько твердость в сохранении прежнего курса, не столько отражение врага, сколько сбережение того, что тебе дано. И это вполне согласуется с контекстом, где речь идет о сохранении прежнего учения.

Далее, это слово употреблено в форме причастия среднего рода τὸ κατέχον, буквально «удерживающее». Следовательно, речь идет не о личности, скорее о некоторой силе или явлении. Но… слово «Дух» по-гречески тоже среднего рода, τὸ πνεῦμα.

Иоанн Златоуст, на которого обычно ссылаются при изложении той самой теории, на самом деле говорил: «Одни полагают, что под этим должно разуметь благодать Святого Духа, а другие – Римское государство. С этими последними я больше соглашаюсь» (4-я беседа на 2-е послание к Фессалоникийцам). Обратим внимание, что он сам колебался, не знал, какое из двух толкований предпочесть, и явно признавал, что оба они возможны. Что ж, в его времена римская государственность была очевидным благом, она сдерживала натиск варваров, она позволяла множеству народов жить в относительном мире и спокойствии, она содействовала широкому распространению христианства…

Сегодня той империи давно нет, и мы остаемся – если мы вообще хотим остаться со Златоустом – с другим толкованием, которое он точно так же упоминает: речь идет о Святом Духе.

Значит ли это, что два толкования противоречат друг другу? Вовсе нет! В этом мире есть нечто такое, что удерживает его от падения в пропасть, а еще точнее, что позволяет церкви Христовой держаться, несмотря на все невзгоды, сохранять то, что передано ей.