Христианство. Настоящее

Верующие привычно говорят, что церковь – богочеловеческий организм. В ней действует Бог, а значит, постоянно происходит что-то совершенно неожиданное и непредсказуемое, а с другой стороны, в ней действуют люди, и «сопротивлением человеческого материала» пренебречь невозможно.

Перемены неизбежны, но они не будут происходить сразу и повсеместно, по некоему единому замыслу – так, собственно, никогда и не бывало в истории христианства. Сергий Радонежский со своими учениками, или Франциск Ассизский, или даже сами апостолы не составляли большинства и не признавались властителями дум, но именно они изменили течение истории просто потому, что смогли предложить людям нечто новое и лучшее.

31. Преодоление сергианства

Декларация митрополита Сергия Страгородского 1927 года – один из тех документов, который вновь и вновь обсуждают и никак не могут прийти к единому выводу, но и забыть о нем не могут. Очень кратко напомню: после окончательной победы красных в Гражданской войне нормальное церковное управление было разрушено, многие священники и епископы эмигрировали или находились в заключении, и даже избрать нового патриарха после смерти Тихона Беллавина в 1925 было невозможно.

Одним из тех немногих уцелевших епископов, которые собирали вокруг себя верующих, был митрополит Сергий, ставший временным блюстителем патриаршего престола (впрочем, не бесспорным). Он под давлением советской власти подписал декларацию о том, что православные вполне ей лояльны. Самая знаменитая фраза звучит так: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз… сознается нами как удар, направленный в нас».

Я познакомился с этим текстом еще на закате советской власти, юным православным неофитом. Мне тогда показалось, что декларация – просто еще одна страница истории, которая навсегда теперь отправлена в архив, так что и беспокоиться не о чем. Так ли важно, что когда-то, при Сталине, приходилось подписывать верноподданические тексты? К тому же ничего действительно ужасного в ней не было: радости и горести земной родины и в самом деле не чужды христианам. И главное, Сергий наверняка надеялся, что ценой таких расплывчатых формулировок покупает жизнь уцелевшим членам церкви, возможность какого-то существования церковных структур. Не пойди он на компромисс – возможно, любая религиозная жизнь оказалась бы под запретом, как случилось позднее в Албании.

К тому же если говорить о сергианстве как о безграничных компромиссах с безбожной властью ради сохранения церковных структур, то 1927 год был лишь его началом – несомненно, новый этап открылся в 1943 года воссозданием Московской патриархии, и с кончиной самого Сергия Страгородского (теперь уже патриарха) курс этот в целом не изменился. Впереди были и бесконечные здравицы в честь вождей, и призывы к патриотизму, и борьба за мир, и всяческое восхваление советской власти вкупе с энергичным отрицанием каких бы то ни было притеснений верующих в СССР.

Обсуждать самого Сергия или других сторонников компромисса, нам, полагаю, не стоит – мы не прошли и не могли пройти через что-то подобное. К тому же среди радикальных зарубежных критиков сергианства нашлось немало тех, кто пошел на неменьшие компромиссы с гитлеровским режимом, причем совершенно добровольно, без малейших угроз со стороны нацистов.

В 1992 году я впервые оказался за рубежом и познакомился с православными из РПЦЗ. Они были практически такими же, как и православные в России (более того, большинство из нее совсем недавно уехало), но с одним существенным отличием: «В ту церковь ни ногой, она красная, безблагодатная», и всё из-за пресловутой декларации… Митрополит Сергий стал, с их точки зрения, ересиархом, пойдя на соглашательство с безбожной властью, и отныне всё и вся, что восходит к нему, навсегда лишено благодати. Мне казалась эта логика нелепой, я ходил тогда в приход МП, и никто от меня не требовал ни соглашаться с этим документом, ни оспаривать его.

Но в последние годы я все чаще вижу, что наследие митрополита и патриарха Сергия не списано в архив. В советские годы это выглядело так: церковь молчит о преследованиях верующих и вообще принципиально отказывается от критики властей по любому поводу, в то же время поддерживает некоторые их начинания (например, «борьбу за мир») – по сути, включается в пропагандистское обеспечение текущей политики. В обмен на это церковь получает относительную свободу в строго отведенных рамках.

Сегодня мы видим на множестве примеров, как РПЦ снова заключает с государством своеобразный конкордат и берет на себя воспитательные и идеологические функции в обмен на очевидные привилегии (например, освобождение от налогов), воздерживаясь в то же время от любой критики любых властей, – эту политику легко связать с сергианством.