Хроника Рая

Всю предыдущую жизнь, до величавых седин Михалкин-старший трудился в аппарате цэка комсомола – «принеси-подай», потом продолжил эту свою высокоинтеллектуальную деятельность в аппарате министерства образования. Но пришло время и этих его связей оказалось достаточно, чтобы открыть университет. И вот наука у его ног. Он покровительствует искусствам. Ректорат – двор со своими интригами и страстями. Со стремительными взлетами и ужасающими падениями в небытие отдельных имяреков. Триста перешептывающихся, подхихикивающих, умиляющихся, обеспокоенных, поддакивающих душ. Прокофьева сначала забавляло: изучаю, дескать, упражняюсь в остроумии, но с какого-то момента начался невроз. Он, кстати, так и не завел ни с кем здесь «отношений», несмотря на то даже, что временами бывал довольно-таки не брезглив. Женщина, что и в постели будет судачить о Михалкине, обсуждать «предстоящую аккредитацию» или «как трудно в этом году с набором» – это ж повеситься или облевать всю постель. Это какое-то безраздельное торжество рыбьей крови. Здесь какая-то претензия серости на тотальность – самодовольная, непробиваемая уверенность, что только это и есть реальность, жизнь, и каждая из них (независимо даже, «хорошо» ей, «плохо ли» в конкретном моменте реальности) – олицетворяет ее, является этой реальностью, представляет, утверждает саму жизнь. И потому прикасаться к ним, значит признать их правоту (а они и в самом деле правы). Все, что было в них индивидуального, все, что связано с их обаянием, не могло ввести здесь в заблуждение Прокофьева. Все эти соски, пигментация кожи, лобковые волосы, малые губы – все было бы анатомией, подробностями этой реальности.

У жены ректора (она возглавляла отдел кадров) свой маленький двор, своя людская. Ее любимая тема: «Как все злоупотребляют природной добротой Вадика (Михалкин-старший). Любое возникающее по ходу жизни напряжение между супругами обсуждалось.

Она обстоятельно сплетничала со своими фаворитками, с этими неутомимыми пожирательницами булочек, о своем венценосном муже. И отдельная тема – потребление тех плодов, что падали с древа платного образования. Получающим мизерные оклады (а они и вправду были самые низкие по Москве, ибо надо терпеть во имя главного. А главное, на сегодняшний день, – покупка учебного корпуса), так вот, им, очевидно, было интересно послушать о новом джипе Артемчика (Михалкин-младший) с та-а-кими наворотами», о домике в Карловых Варах, что с потрясающим вкусом обставила Аннушка (жена Михалкина-младшего), о ее сапожках из анаконды. «Ради детей живем». Вскоре это все сыграет с ней довольно злую шутку.

Ректор любил ездить по филиалам. Брал с собой человек двадцать свиты, привозил каких-то нужных людей извне и неделю жил у вассала. Все это называлось «выездным семинаром для руководителей структурных подразделений». Осмотр филиала ректором был точной копией картины: «Президент Российской Федерации посещает птицефабрику». Помимо всего прочего, каждый филиал должен был удивить сюзерена эксклюзивным отдыхом (повторы не поощрялись). Прокофьеву запомнилась сценка: Михалкин со свитой на борту арендованной яхты. Преподаватель увлеченно объясняет Михалкину законы гидродинамики, встревоженный директор филиала из-за спины любимого ректора посылает отчаянные знаки: «не утомляй». Выслушав, Михалкин снисходительно и благосклонно одобрил законы гидродинамики (особенно второй закон).

Что еще было в эту неделю? Бесконечный банкет. Тяжелая, жирная еда и точно такая же лесть. Причем Михалкин вполне искренне считал себя простым и демократичным. Лизоблюды и поднимали тосты за его «простоту и глубокий демократизм». Михалкин задавал тон натужного веселия людей, не просто лишенных чувства юмора, но отягощенных сниженным уровнем элементарной, так сказать, физиологической жизнерадостности и, все-таки, чрезвычайно нравящихся самим себе в этой своей занудной веселости. Но верхом пошлости и самодовольства были рассказы Михалкина о том, как агукает его внучка.

При всем при этом Михалкин выклянчивал при случае какую-то мелочь у спонсоров (которую сам вообще-то легко мог дать им). Бывало, что выклянчивал не без потерь для самолюбия. И этим своим умением очень гордился. Чужая копейка, видно, настолько слаще собственного рубля.

Президентом университета был известный академик Н. Своего рода английская королева и олицетворение научной мысли заведения. В ректорате у него был титул: «Он не виноват, что его наука не входит в номенклатуру Нобелевского комитета». В последние годы академик писал о судьбах цивилизации. Прокофьев помнит его доклад на совете. Проректоры, тоже бывшие комсомольцы, приведенные Михалкиным, тут же хором: какая глубина, они потрясены, им открыли глаза на мир, будут осмыслять. Сам виновник торжества не выказывал признаков радости, но и не пытался пресечь все это. Доклад? Интересный, и есть о чем поспорить. Прокофьев начал было, ему тут же сказали: не надо. Почему, собственно? Академику самому интересно спорить с ним.