Хроники Герода

В первый же вечер, когда дневной шум утих, а дворец погрузился в сон, мать поделилась с дочерью своими планами. Новый владыка, конечно, не простит Герода. И это совсем не плохо. Ему вполне пора ответить за все свои деяния. В том числе за убийство ее, Александры, сына, Аристобула. Не сам же он упал в купальне. Наверняка, Герод отдал такой приказ. Марьямна просто еще маленькая и не понимает, насколько сложна жизнь и насколько подлы люди. Так вот. Герод заканчивает свою жизнь в темнице или под мечом палача. В этот момент возникает вопрос о новом правителе. И что? Из законных наследников остаются только дети Марьямны. Это ничего, что старшему сыну только четыре весны. Он сын правителя. Он Хасмоней по крови. Пока Марьямна будет его растить и воспитывать, править станет она, Александра. Только бы Октавиан поступил правильно.

Александра не кровожадная, как Герод, который, говорят, убил в крепости больше десяти тысяч арабов. Она понимает, что ее маленькая, глупая дочь влюбилась в этого дикаря. Ничего, это пройдет. Пусть римлянин даже не казнит Герода. Пусть просто сошлет его. Скажем, в Африку. Или лучше в Лигурию. Нет. В Германию.

Марьямна с трудом дотерпела до конца материнского монолога. Пожаловавшись на усталость, она попросила у почтенной матери разрешения прекратить встречу. Мать ушла, а Марьямна до утра так и не смогла сомкнуть глаз. Герод еще жив, а его наследство уже делят.

Правда, бунтов по стране, которых опасались советники, не было. Люди даже не особенно интересовались тем, что происходит в верхнем городе. Земля плодородна, скот жиреет, торговля процветает. Есть кусок хлеба, есть одежда и крыша над головой. А остальное, так ли это важно? Попытка поднять восстание в Галилее провалилась. Люди просто не пошли за сыном убитого иродом «владыки» Хезкияху. Ему пришлось с немногочисленными сторонниками бежать в уже привычные горы на границе с пустыней. Это радовало старого Баруха, но не облегчало душу Марьямны.

Дни следовали за днями привычной чередой. Заботы, хлопоты по дворцу, беседы с Барухом, тяжелые разговоры с матерью. Та, похоже, даже не замечала, насколько трудно дочери выслушивать ее планы «прекрасного будущего, когда Цезарь казнит Герода». Ей казалось, что Герод уже давно должен был бы вернуться, или хотя бы послать весточку. Однажды она прямо спросила Баруха, насколько вероятна смерть царя? Барух отвел глаза, и ответил в том смысле, что все сейчас в руке Всевышнего, а он милостив к Героду. Марьямна поняла, что даже старый и преданный друг не исключает смерти царя, готов к ней, придумал, как быть ему, всему дому Герода, ей, Марьямне. Только она не могла придумать, как ей быть, если Герода нет. Она не допускала до себя эту мысль. Когда становилось невыносимо тяжело на душе, она представляла себе его возвращение в новой славе и силе. Представляла, как он в сопровождении охраны въедет в ворота дворца, как спрыгнет с коня, как обнимет ее, прижмет к себе. Она видела его влюбленные глаза и ласковую улыбку. Правда, после этого одиночество становилось еще невыносимее, а ожидание превращалось в бесконечную пытку.

Однажды вечером к ней вновь зашла мать, выглядевшая таинственнее, чем обычно. Ее глаза светились.

– Дочь моя, крепись и будь готова к тому, чтобы исполнить свой долг перед родом Хасмонеев. Верный человек прислал мне весточку из Антиохии, а ему ее передали с Родоса. Октавиан казнил Герода. Он видел, как его вели по городу уже без царской диадемы. Многие видели это. А кто-то видел и то, как слетела его греховная голова. Что с тобой, дочь?

У Марьямны потемнело в глазах. В груди уже не кольнуло иглой, но запылал пожар. Дыхание стеснило.

– Прости, мать! Мне нехорошо. Я прилягу.

– Конечно, доченька. И не переживай так. Он того не заслуживает.

Александра коснулась губами щеки дочери и выскользнула из покоев. Она была не в силах скрыть радости. Наконец-то. Теперь у Октавиана просто нет вариантов, кроме как сделать правительницей ее. Она представила, как она вышвыривает из дворца всех прихлебателей, этих «советников» Герода, как дворец наполняется новыми, достойными людьми. Дочка только что-то распереживалась. Ничего. Успокоится.

Огонь полыхал в груди Марьямны. Слез не было, поскольку не было надежды. Герода нет. Он не въедет во двор. Но обнимет ее. Его просто нет. Есть мир, есть Ерушалаим, но нет Герода. Он не прижмет ее к себе. Нет больше его рук, его губ. Никогда они не коснутся тела Марьямны, никогда страсть не превратит их из двух людей в одного, единого.