Темнота вокруг усилилась, обретя глубину и фактуру, коих ей недоставало прежде. В остальном ничего не произошло. Джейн выжидала. Теперь она стала достаточно взрослой и понимала, что на самом деле Меланхтон подобным образом с ней общается. Его молчание было красноречивее любых слов. Оно говорило ей о слабости и силе, о ее беспомощности перед лицом его власти. Оно свидетельствовало, что их чувства друг к другу не изменились.
Булькнул жидкий фреон, перекачиваемый из одной части дракона в другую.
Джейн поерзала в кресле. Кабина казалась до невозможности тесной. И запах железа повсюду. Она вздохнула, почесала плечо подбородком, и в панорамном обзоре вспыхнула световая искра. Она была бледной, как светлячок, и маленькой, как пылинка.
Звезда.
Без фанфар появилась вторая звезда, а затем четвертая, еще и еще, пока тьму не заполнили миллиарды солнц, сложенных в галактики и туманности, а эти узоры вплетались в еще более крупные структуры. Джейн, казалось, стояла где-то в стороне от Творения, бесстрастно наблюдая, как все ужимается до небытия. Или словно уносилась прочь от всего сущего на невообразимой скорости, и скорость эта все возрастала. Пока наконец и звезды, и сопутствующие им миры не растворились в единой конструкции, форму которой она была в состоянии охватить сознанием.
И тут Джейн узрела Вселенную целиком, все пространство и время, стянутые совокупностью сил притяжения в твердое тело в форме седла. Меланхтон прокрутил изображение по еще более высоким измерениям, так что Вселенная выворачивалась наизнанку, поглощая себя самое, вырастая в сложности от седла до девятимерной бабочки и наконец преобразовавшись в n-мерный зиккурат. Это была совокупность тщеты, ибо, кроме зиккурата, не было ничего. Он не имел ни наружного вида, ни чего-либо вовне. Внутри он не пустовал, но «снаружи» его не существовало и не могло существовать.
Завороженно наблюдая за лучезарными инволюциями, Джейн осознала, что перед ней разворачивается совершенная и точная модель ее жизни: она была заперта в нисходящем спиральном лабиринте, постоянно попадая в знакомые места, где никогда прежде не бывала, все время возвращаясь к дилеммам, приближение которых, оглядываясь назад, должна была предвидеть. Джейн скользила по сужающимся кругам, ее постоянно загоняли во все более жесткие рамки, и наконец однажды, свернув за последний угол, она окажется в конечном пункте инерции, где нет ни выбора, ни направления, ни будущего, ни выхода.
Ей стало ясно, как тщательно, как безжалостно она заперта в ловушку. Все испробованное — обман, сочувствие, бездействие, терпение, жестокость — неизбежно вело к поражению. Просто потому, что так устроен этот мир. Потому, что вся колода изначально меченая.
Звезды слились в единую плотность. Вселенная полыхала в глазах подменыша, словно чудовищная белая ракушка. Она не впервые глядела на эту фигуру. С тошнотворным спазмом откровения Джейн узнала ее и дала ей имя.
Она смотрела на Спиральный замок и впадала в отчаяние.
Меланхтон, судя по всему, только того и ждал, потому что теперь он соизволил прервать молчание.
— В Рифейских горах, — неожиданно мягким голосом заговорил он, — до сих пор водятся дикие тролли, их примитивные племена защищены от воздействия современной культуры, а принадлежащие им территории сохраняются как обширные заповедники. Это грубые существа, ведущие простую жизнь. Самцы являются воплощением свирепости, но восхитительный во всех прочих отношениях характер самок разбавлен необъяснимой любовью к красоте. Зная об этой слабости, охотники раскладывают вдоль горных троп лунные камни. Проходит день, неделя, и вот мимо топает ни о чем не подозревающая троллиха. Она замечает мерцание в пыли. Она останавливается. Она захвачена тонкими переливами цвета. Она хочет отвести взгляд, но не может. Ей отчаянно хочется схватить безделушку, но она боится приближаться к ней. Часы идут, и сила ее уменьшается. Она падает на колени перед лунным камнем. Она беспомощна, не способна отвести взгляд, даже когда слышит приближающиеся шаги охотников. От простого убийства этот спорт отличает тот факт, что существуют две внешне неразличимые породы троллей. Представительница одной породы умрет с прикованными к лунному камню взглядом. Но во второй любовь к красоте будет побеждена силой ненависти. Эта троллиха собственными пальцами вырвет себе глаза, лишь бы освободиться от тирании камня. Даже слепая, она могла бы удрать в лишенные света родные пещеры. Но она поступает иначе. Она неподвижно сидит на корточках, сколько потребуется, хоть несколько дней, поджидая того, кто поставил ловушку. Она сидит со знанием, что погибнет. И с решимостью забрать с собой по крайней мере одного из охотников. Вот почему никогда не следует приближаться к пойманной троллихе в одиночку, но всегда в компании друга. Друга, который не предполагает, что он немного медлительнее тебя самого.
Дракон надолго умолк. В кабине было зябко: вентиляция работала на слишком большую мощность.
— Пришло время выбирать, — наконец произнес он яростно, — к какой породе троллей ты принадлежишь?