— Ты правда можешь убить Богиню? — спросила Джейн.
— Ты глупый кусок мяса! Ты до сих пор не поняла? Нет никакой Богини!!!
— Нет! — крикнула Джейн. — Ты сам говорил…
— Я солгал, — отозвался дракон с пугающим самодовольством. — Все, с кем ты когда-либо имела дело, лгали тебе. Жизнь существует, и все живущие рождены страдать. Лучшие мгновения мимолетны и покупаются ценой изощренных мук. Все привязанности обрываются. Все любимые умирают. Всему, что ты ценишь, приходит конец. В таком прискорбном существовании смех — безумие, а радость — глупость. Должны ли мы принять, что все это происходит просто так, без всякой причины? Что некого винить, кроме нас самих, но принимать ответственность на себя бессмысленно, поскольку это не облегчит, не отсрочит и не притупит боли? Ничего подобного! Гораздо удобнее воздвигнуть соломенное чучело и все свалить на него. Одни преклоняются перед Богиней, другие проклинают ее поименно. Между этими двумя подходами нет ни малейшей разницы. Они цепляются за вымышленную фигуру Богини, потому что признать альтернативу невыносимо.
— Тогда что… почему… зачем я тебе нужна?
По лицу Джейн, к ее смятению, струились слезы.
«О, как Меланхтон, должно быть, наслаждается этим, — думала она. — Какое удовлетворение это должно ему доставлять».
— Ты играл со мной, давал обещания, пускался в черт знает какие махинации, чтобы привести меня сюда. Зачем? В чем смысл?
— Я хочу, чтобы ты помогла мне сокрушить Вселенную.
Джейн издала короткий горький смешок. Но Меланхтон не отозвался и никаким иным способом не выразил своего неудовольствия. По хребту пополз леденящий холод. Дракон говорил серьезно.
Она еле слышно спросила:
— Ты правда можешь это сделать?
Пылающее в темноте изображение морской раковины заслонила схема Спирального замка, линии головокружительно ныряли одна в другую, закладывая безумные виражи, всегда возвращаясь, чтобы сойтись в центральной точке.
— Вселенная построена на нестабильности. На точечном источнике слабости в начале времен, когда родилась материя. Одно-единственное трепетное мгновение, от которого исходит все остальное. Ребенок с рогаткой мог бы сбить эту точку. И именно на оси этого момента построена вся система. Потревожь его — и все рухнет.
Это выходило за пределы вообразимого, однако подключенная к драконьим сетям Джейн не могла сомневаться в его искренности.
— Что будет потом?
В железных глубинах включился двигатель. Кресло задрожало.
— Ты задаешь вопрос, на который нельзя ответить, не зная природы изначального хаоса, из которого восстало бытие. Может, Спиральный замок — это нечто вроде кристалла: разобьешь — и он погибнет навеки? Я предпочитаю верить именно в это. Или он как стоячий пруд, чью зеркальную поверхность можно взбаламутить, но которая неизбежно восстанавливается, когда стихают волны? Можешь верить в это, если хочешь. Можешь даже верить — почему нет? — что восстановленная Вселенная окажется лучше прежней. Мне, если я сумею отомстить, без разницы, что будет потом.
— А мы?
— Мы погибнем. — Непроизвольное повышение тона и едва заметное ускорение модуляций сказало Джейн, что она коснулась какого-то нечистого голода, родственного — но менее пристойного — жажде битвы. — Мы погибнем без всякой надежды на возрождение. Ты, я и все, кого мы знаем, прекратят свое существование. Миры, давшие нам жизнь, существа, сформировавшие нас, — все будут уничтожены. Их уничтожение будет настолько исчерпывающим, что даже их прошлое умрет вместе с ними. Мы взыскуем небытия, которое лежит за пределами смерти. Хотя пустынные века протянутся в бесконечность и даже дальше, некому будет помнить о нас, некому скорбеть. Наши радости, печали, битвы станут никогда не существовавшими. И если даже появится новая Вселенная, она ничего не будет знать о нас.
Нигилистическое видение дракона было столь всеобъемлющим, что поначалу Джейн утратила дар речи. Оно унизило ее, заставило почувствовать себя смехотворно мелкой, словно писк комара в опере. Медленно и постепенно Меланхтон отключил свои внешние чувства, оставив ее парить в бездне с забитыми тишиной ушами, ослепшими глазами, стиснутой параличом гортанью. Остался только голос дракона и, когда он умолк, отзвуки его голоса в тишине.
Далее — ничего.
— Ладно. — Джейн глубоко вздохнула. Она чувствовала себя холодной и твердой как камень. — Хорошо. Только при условии, что мы понимаем друг друга.
Глава 20
Два гнома, черный и красный, мрачно боролись на балконе. Тела их были скользкими от пота, а ножи блестели в свете прожекторов. Ступнями они взбивали облачка опилок, которыми посыпали плиты, чтобы впитывать кровь. Оба были обнажены.
Джейн наблюдала из сада, разбитого на крыше дома, поставив на перила бокал.