Хвала и слава. Том 2

Обыск продолжался больше часа. Наконец был отдан приказ:

— Alles aufsteigen![72]

Однако некоторые не возвращались в вагоны — уже незачем было ехать. Какая-то баба тянула из груды вещей на перроне свой мешок, спокойно объясняя взбешенному жандарму, что там ничего нет. К удивлению Анджея, ей удалось извлечь мешок и затащить его в вагон.

Лишь когда началась посадка, Анджей смог пробраться к Марысе.

— У меня в рюкзаке есть запасной свитер, сейчас дам тебе.

В вагонах стало свободнее. Марыся прижалась к Анджею.

Она дрожала. Зубы у нее стучали.

Анджей слегка отстранил ее, снял рюкзак, хотя соседи ворчали, вытащил свитер и помог Марысе надеть его.

— Теперь будет теплее, — сказал он.

Поезд медленно поехал.

Они не говорили друг другу ни слова. О чем им было говорить? Анджею казалось, что каждое слово сейчас было бы лишним. Но Марыся, видно, не собиралась отказываться от разговора.

— Ты куда девался? — спросила она.

Анджей пожал плечами.

— Пришлось уехать. Мне надо было возвращаться в Варшаву.

— Договорился с Антонием?

— Даже если бы и договорился… — сказал Анджей.

— Ну? — спросила Марыся. — Думаешь что?

— Ты ничего не знаешь?

— Нет. Мы с Анелей удрали. Спрятались в чулане. Я только схватила свою сумку. Через парк…

— А где Анеля?

— Осталась. Побежала в деревню.

— А потом?

Марыся нахмурилась.

— Там стреляли, — прошептала она.

— Еще бы! Он успел сообщить! — сказал Анджей, хотя и чувствовал, что слова его звучат неискренне.

Марыся пристально взглянула на него.

— Ты думаешь? — спросила она едва слышно.

— Этот, твой, — сказал Анджей.

— Ты похож на него.

— Перестань, — грозно сказал Анджей и сжал ей запястье. — Перестань!

— Ты какой-то нервный, — спокойно сказала Марыся и высвободила руку.

Анджей видел, как она постепенно успокаивалась. Уверенность возвращалась к ней. Он даже не заметил, когда она успела привести в порядок волосы, приладить свитер. Вынула из сумки какой-то шерстяной шарфик, повязала на шею — одним словом, стала нормальной пассажиркой. И даже снова сделалась красивой. Кое-кто из спутников с любопытством взглянул на нее.

Поезд ехал медленно, останавливался на станциях. Подошел и минул полдень. Хотя на остановках садились люди, все как-то так утряслось, что вокруг Анджея и Марыси стало даже просторно. Теперь разговаривали непринужденнее, но уже не возвращались к вчерашним событиям. Марыся даже старалась не произносить имени своей приятельницы Кристины.

— Как идут дела в этом кафе?

— Так себе. По крайней мере, на жизнь хватает. Еще несколько актрис кофе у меня подают. Как-то идет. У меня чудесная комнатка — над самым кафе. Это очень важно. Комнатка так расположена, что о ней почти никто не знает.

— Интересно, — сказал Анджей, так, лишь бы что-нибудь сказать.

— Правда? Ты навестишь меня в этой комнате?

— Я? — удивился Анджей. — А зачем?

— Ты очень любезен, — сказала Марыся уже вполне кокетливо.

Анджей с любопытством приглядывался к ней. Он начинал подозревать, что это она привела немцев в усадьбу. Ведь Валерий не мог этого сделать, а они поспели в самый раз. Она одна уцелела. Могла, конечно, не знать о расправе, но уж догадаться должна была. Пожалуй, эти человеческие жизни были на ее совести. Но по мере того как поезд уходил все дальше от тех страшных мест, Марыся из перепуганного и жалкого существа снова превращалась в изящную, привлекательную женщину, полную очарования и жаждущую испробовать на Анджее свои чары.

Анджей должен был призвать всю силу воли, чтобы разговаривать как ни в чем не бывало, чтобы не возбудить подозрения, не выдать своего волнения или даже испуга. Он сдерживал себя — и становился неестественно холодным.

«Собственно, я должен ее прикончить, как и его, — думал он, — только вот нет оружия. Она преступница, это ясно».

И одновременно ощущал все ее обаяние. Казалось, чем ближе они подъезжали к Варшаве, тем лучше становилось настроение у Марыси, она уже чувствовала себя в привычной атмосфере. В какой-то момент он заметил, что Марыся весьма заинтересована заполучить его, и сказал себе: «Даже и не надейся, милочка, ни за что на свете!» Марыся рассказывала ему о своей актерской жизни до войны, об истории со старым Губе; теперь она уже не стеснялась и говорила так громко, что все вокруг могли ее слышать. Впрочем, слушать было некому — бабы, едущие с товаром или за товаром, наверняка не понимали, о чем говорит эта стройная артисточка, а если даже догадывались о ее профессии, то окидывали ее недоброжелательным взглядом. Следуя за этими взглядами, Анджей увидел необычайно красивые ноги Марыси, едва прикрытые короткой юбкой. Чулки, обувь — все было отменного качества.

— А что поделывает Губи-губи? — спросила вдруг Марыся.

Анджей насторожился. «Берегись», — подумал он и равнодушно ответил:

— Не знаю, давно его не видел.

— Скрывается? — спросила она еще.

— А зачем ему скрываться? «Капсюль» заняли немцы, никакого конфликта не было. Учится, наверно. А может, развлекается.

— Приходите вместе в кафе. Мне тоже хочется повидать его. Это очень веселый парень.

— Не слишком подходящее сейчас время для веселья.