Кикимора Агнешка

Очнулся я от того, что трясла меня за плечо какая-то баба. Оказывается, эта вдова местная решила мне дань натурой компенсировать, да на ночь и уложила. Брагой, конечно, а вы что подумали, охальники? Зря я дело с брагой хмельной перемежал, потерял бдительность, а уже утро, ищут меня. Уже и мужики нажаловались на поборы военные. Еле ноги унёс.

Сперва в столицу направился: там люд торговый с мошной тугой ходит. А там и впрямь, трясут купцов на военные нужды, да людей собирают в дружины. Накаркал я, царь Иван отказался хану Ахмату дань платить, а тот обиделся. Видать, денежки русские уже придумал, куда применить. «Ну нет, братва! Только от казанской разборки откинулся, сразу с ордынской бригадой на сходняк идти? Не на того напали!». Подумал я так, да и решил схорониться в каком-нибудь тихом месте. А какое же место, тише монастыря выдумаешь? Вот!

Тут тоже не всё гладко. В монастыре, как на любой зоне: есть мужики, а есть правильные пацаны, не говоря о тех, кто в законе. Пока себя покажешь, да поставишь, и погорбатиться придётся, и юшкой кровавой не раз умыться. Я же решил в хату уже авторитетом войти.

Нашёл я в муромском лесу берлогу медвежью брошенную, пристроил дверь от старого сарая, вполне себе скит отшельничий получился. Дал ребятне из трёх соседних деревень по денежке, чтобы всем рассказывали, что в лесу отшельник поселился. С горы Афон пришёл, из самой Великой Лавры. А чтобы не палиться раньше времени, велел добавлять, что отшельник тот обет молчания принял подобно Саламану Молчальнику и Афанасию Затворнику.

Не прошло и трёх дней, как явились ко мне гости жданные. По топоту конскому я понял, что приехавших до полдюжины. Главный гость вошёл один. Чтобы пройти в дверь сарайную, пришлось ему преизрядно пригнуться, так как роста он был немалого, да и статью Бог своего служителя не обидел. И возрастом монах был далеко не стар ещё. Такому бы не поклоны бить, а дружиной командовать. Одежды на вошедшем были монашеские, но дорогого сукна, ибо явился кА мне не абы кто, а сам настоятель Спасо-Преображенского монастыря преподобный игумен Митрофан со свитой. «Приходи, – говорит, – в мой монастырь жить, чтобы монахам было назидание, да пример положительный». А я так мыслю, что для понту перед другими монастырями, что, мол, заимели своего живого святого. Ну, уважил, согласился милостиво.

Предоставили мне помещение, хуже, чем одиночка в каземате: в ширину локтя четыре, да в длину – косая сажень. Из всего убранства – икона на стене плохонькая, да топчан дощатый, дерюжкой накрытый. Но человек, он к каждой жизни приспособится, а отшельнику, и вообще, мало что требуется. Сиди себе, отправляй молитвы Господу, да кушай репу печёную монастырскую.

Как не загнулся я от жизни отшельничьей? А всё просто. Была у святого человека привычка: прогуляться среди природы между молитвами. В лесу схрон я соорудил, наподобие тех, в которых мы с братвой добычу прятали. Там и платье было мирское, и серебришко кое-какое. На тихие развлечения в городе хватало. Всё равно скучновато, зато воевать никто не заставляет.

Сижу я как-то, размышляю о вечном, тут слышу шаги торопливые приближаются. Едва успел фляжечку заветную под дерюжку спрятать, как нарисовался в моей келье сам игумен, собственной персоной. Сел рядом со мной так близко, что у меня аж сердце похолодело: как бы фляжку не раздавил, в ней ещё глотков на пять оставалось. Посидели мы, ни слова не говоря, некоторое время. Мне молчать по должности, а начальник монастыря, видать с мыслями собирался, потом заговорил:

– Не ведаю, отче, что вершить мне далее. Первый раз я в таких сомнениях. Уж и молился истово. Знаю, что совет мне дать ты не в силах, так может, посижу рядом со святым человеком, обскажу задачку, а Бог и подскажет, как из неё выпутаться.

Я тронул руку Митрофана ободряюще, а сам губы стиснул сильнее, чтобы перегар не чувствовался. А у монаха уж точно не в сторону моего пьянства повёрнуты:

– Есть тут у нас село зажиточное. Карачаровым называется. Церковка там крепкая стоит. В неё со всех окрестных деревень люди на службу собираются. Поп в церкви, Филарет, человек на своём месте. Дело знает. Так у этого Филарета происшествие и случилось. Есть у него сын убогий, Добрыня, ногами с детства не ходячий. Так этот сын утверждает, что к нему девчушка соседская в гости захаживала, когда родителей, а нынешней ночью Бабой Ягой обернулась, утащила к себе в избу на курьих ногах, съесть хотела. Как дома оказался, не помнит.

Я уже совсем было приготовился услышать что-то интересное, а тут просто кошмар выжившего из ума калеки. Непроизвольно мои пальцы стукнули по макушке.

–Да! – поддержал меня Митрофан. – Я тоже вначале так подумал, только Филарет говорит, что они с женой на утро проснулись с головной болью.

Теперь мой палец стукнул по горлу.