Киллер на диете

Несмотря на странный былинный вид, выражалась бабка вполне грамотно и культурно. Она явно имела в своем активе и высшее образование, и совсем другую, отличную от прозябания в заброшенной деревне, жизнь.

Кто она такая? Возможно, сельская учительница, отошедшая уже на старости лет от школьных дел, но решившая не возвращаться в столь нелюбимый ею город? Или кто? Беглая преступница, живущая в заброшенной деревне, где, в общемто, не нужны ни паспорт, ни другие документы? Или просто душевнобольная, удравшая из психушки? Так кто же она?

Спросить подруги не посмели. Но старуха сама ответила на этот вопрос.

– Я местная жительница, – совершенно спокойно пояснила она им. – Родилась в этой деревне. Потом война забросила меня далеко за Урал. Жила там. Вышла замуж, родила детей, овдовела. Дети выросли, внуков воспитывают сами. Я им особенно не нужна. Да и тоскливо както у меня на душе вдруг стало. Вот я и подумала – а не вернуться ли мне туда, где я родилась? Надумано – сделано! Собрала я свои пожитки, да и в путь.

– И дети вас не удерживали?

Легкая улыбка скользнула по лицу женщины.

– Видать, таких уж детей я вырастила, что они и без меня способны управиться. Никто меня особо не задерживал. Да я им и не сказала, что навсегда от них уезжаю. Сказала – погляжу, что на моей родине делается, да и обратно подамся.

– И давно вы тут?

– Да уж года три точно прожила.

– И дети до сих пор вас не хватились?

– Как видите, – пробормотала старуха.

Подругам стало жаль старую женщину. Что за дети у нее такие? Сволочи, а не дети! Старая женщина живет среди леса одна-одинешенька! А вдруг ей станет плохо со здоровьем? Кто ей поможет? Вокруг ведь никого, одни березы да ели.

– А как вас зовут?

– Всю жизнь люди Лизаветой кликали. Ну а для вас, молодых, стало быть, получаюсь я Елизавета Ивановна. Отцато моего Иваном звали. Одно только отчество от него мне в память и осталось. Все остальное война вместе с отцом унесла.

– И вы тут живете совсем одна? Без соседей?

– Есть у меня соседи, – отмахнулась старуха. – Лесник, дядя Паша, любит ко мне заглядывать. Да только какой он мне дядя? Наоборот, во внуки мне годится. Молодой еще. Он мне – мучку и дрожжи, а я ему – пирожки с черникой да с грибами. Он у нас большой охотник до выпечки! А жена его у печки возиться не любит. Она у него ученая, за зверями да за птицами следит. Ну куда ей с тестом возиться! Да и то сказать, детей у них нет. Ради кого ей у печки жариться? Наварит мужику своему сосисок с макаронами, кетчупом все это зальет, сверху чеснока или петрушки покрошит – и кушайте, пожалуйста. Спагетти-томато!

Подруги вновь машинально отметили, что старушка совсем не проста и явно знавала лучшие дни, но продолжали слушать ее дальше. Их не оставляла смутная надежда, что жительница этой заброшенной деревни Прянишкино сумеет поведать им чтолибо о судьбе Петровны. Ведь воспитательница тоже была родом из этого места. Во всяком случае, так было записано у нее в паспорте. И подруги не видели повода, чтобы сомневаться в написанном.

Итак, Петровна была родом из Прянишкина. И уж коли тут все жители носили одну фамилию, стало быть, они были родственниками.

– Скажите, – перебила старуху Мариша. – А Ольга Петровна Прянишкина кем вам приходится?

Старушка тут же забыла про лесника Пашу с его пирогами и научной лентяйкой женой. Глаза у нее загорелись, и она забормотала:

– Ольга? Петра дочь? Это какого же Петра дочь? Того, что Федора сын был? Или того, что Павла?

Вот таких подробностей подруги не знали. Но оказалось, что им и не нужно их знать.

– Нет, – продолжала рассуждать вслух сама с собой старушка. – У дяди Федора детей совсем и не было. Все в младенчестве перемерли. Он под старость, овдовев, к брату жить перешел. А вот у дяди Павла, наоборот, детей много было. Но вот Ольги я среди них чтото не припомню. Хотя, погодите! Была! Была такая девчонка! Перед самой войной она у нас в деревне появилась. И звали ее Ольгой, верно. Только она дяде Павлу не родная была.

– Как не родная?

– А так. Он ее к нам в деревню из леса привел.

– Как из леса?! – еще больше поразились подруги.

– Ну заблудилась она. От своих отстала или еще что… Не знаю. В начале лета дело было. Девочка красивая такая была, в городском платье. Нарядная очень. Туфли, бантики, платье все в рюшах… Мы всей деревней сбежались на нее полюбоваться. Только вредная она была очень. В руках целый кулек шоколадных конфет у нее был, а никому ни одной конфетки не дала. Все твердила, что это ей папа с мамой дали и велели все до крошечки самой скушать. В субботу это было. Дядя Павел уже хотел в понедельник в район ехать, о приблудившейся девочке там рассказать. Да в воскресеньето война и началась. Не до нее всем както стало. В каждую семью повестка пришла. А кому и не пришла, так те сами добровольцами на фронт записались.

И рассказ старухи потек помаленьку. Как многие старые люди, она очень хорошо помнила дела давно минувших дней. И поэтому легко и без напряга вспоминала, как потекла жизнь в деревне после того, как все взрослые мужчины ушли на фронт.