Классические мифы Греции и Рима

Тем же, кто осмелится ослушаться повеления его, Креонт угрожал побиением камнями. Это нечестивое, бесчеловечное поведение фиванского царя возмутило благородное сердце Антигоны, истой дочери Лабдакского рода. Думалось ей, что градоправитель Фив, пуст ь даже и будет победителем не имеет права бесчестить и лишать погребения мертвых: непреложна воля богов, заповедавших остающимся в живых с честью и миром предавать земле усопших. Священная заповедь богов была высшим законом для мужественной дочери Эдипа: пренебрегая повелением Креонта, она решилась исполнить долг свой пред умершим братом, если бы даже это стоило ей жизни.

Отправилась она к сестре своей Исмене и стала убеждать ее разделить с ней труд погребения. Исмена, душа любящая, но робкая, ужаснулась, узнав о непреклонном намерении сестры, и старалась отговорить ее от исполнения задуманного.

– Подумай, сестра, – говорила она Антигоне, – в каком презрении влачил дни свои и погиб наш отец, как бесславно окончила потом свою жизнь мать его и вместе жена. А после того два брата наших умертвили друг друга в злополучной вражде, и теперь изо всего рода нашего остались только мы с тобой; так еще, несчастные, погибнем и мы, если ослушаемся закона и поступим против воли градоправителя! Подумай, ведь мы – женщины, и не нам бороться с мужами; мы зависим от старших и должны повиноваться им, если бы даже они приказывали нам что и что худшее. Нет, молю подземных богов, да отпустят они т вину мою, если я, оставшись покорною власти, прегрешу против них.

Антигона не в силах понять малодушия сестры, из страха отказывающейся от исполнения священной обязанности, и в негодовании ушла от нее, намереваясь тотчас же приступить к делу.

На просьбу же Исмены держать, по крайней мере свой замысел в тайне, Антигона отвечала, что желала бы поведать о своем поступке всему миру, поскольку знает она, что поступок ее будет приятен для милых ей теней.

Между тем Креонт собрал перед своим дворцом народных старейшин и держал к ним речь о том, как будет он править государством; просил он их и убеждал исполнить изданное им повеление – не предавать земле тело Полиника, врага отчизны.

Вдруг вбежал один из стражей, поставленных у трупа Полиника, и рассказал об ужасном деле: тело кем-то уже посыпано прахом, и воля царя, стало быть, оказалась нарушена.

При этом известии Креонт воспылал гневом: первое повеление, отданное им, оказалось попранным. Пришло ему на ум, что враги его подкупили стражей, и он стал грозить им страшными муками и смертью, если они не откроют нарушителей его воли. Страж, принесший известие о погребении Полиника, ушел из дворца, благодаря богов за то, что остался жив, и изъявляет намерение не возвращаться во этот дворец вторично, будет ли открыть преступник или нет. Но, спустя немного времени, он, радостный, возвратился назад, ведя за собою дочь царя Эдипа, Антигону.

– Вот та, – заявил он, – которая совершила преступление! Мы схватили ее в то время, когда она готовилась предать земле тело своего брата». Изумился Креонт и не хотел верить словам стража: непонятно было ему, как могла слабая девушка осмелиться нарушить волю градоправителя.

Словоохотливый страж, обрадованный поимкой преступницы, рассказал все подробности события.

– Когда я передал сотоварищам твои грозные речи, царь, – рассказывал страж, – все они устрашились не меньше меня; смели мы с трупа весь прах, которым покрыла его рука неизвестного нам ослушника твоей воли, и, притаившись за холмом, вблизи трупа, стали ждать, не подойдет ли к нему кто. Долго сидели мы настороже. Вдруг, – время было около полудня, – поднялась страшная буря, столбом вздымалась пыль с земли и наполняла воздух, с свистом носился ветер над долиной и гудел в древесной чаще. Мы сидим и, закрыв глаза, ждем, когда пройдет буря. И вот, когда стихло, открыли мы глаза и видим эту девушку: стоит она над обнаженным телом и горько рыдает, подобно звонкоголосой птице, завидевшей, что из гнёзда ее похищены птенцы. Издает она громкие вопли и проклинает тех, кто обнажил тело от покрывавшего его праха. А потом, набрав сухого пепла, она снова посыпает тело и совершает над ним троекратное возлияние из прекрасной медной чаши. Увидев это, мы тотчас бросились и схватили ее; она же нисколько не испугалась нас и была тиха и спокойна. Когда мы стали уличать ее в прежнем преступлении и в настоящем, она не запиралась и не отрекалась ни от того ни от другого.

Во все продолжение этого рассказа Антигона стояла спокойно, опустив голову; и, когда Креонт стал спрашивать ее, сознается ли она в своем преступлении и было ли ей известно повеление его, она отвечала свободно и безбоязненно, что о его запрещении ей было известно, и что, несмотря на это, она приступила к погребены брата и не отрекается от своего дела.