Классические мифы Греции и Рима

С тягостным молчанием смотрели на удалявшегося старца народная толпа и сам Креонт. Наконец старейшины осмелились заметить градоправителю, что предсказания Тиресия всегда сбывались, что, вероятно, и теперь слова его не совсем уж лживы. И сам Креонт поражен был ужасными предсказаниями вещего старца.

Страшная, мучительная тоска овладела им; он уже не упорствует и готов последовать советам друзей, дабы отвратить от себя предсказанные беды.

– Иди, – говорили Креонту друзья, – выведи девушку из подземного склепа и предай земле не погребенное тело; но поспеши, царь, – быстро мщение богов преступникам их заповедей, поспеши отвратить гнев мстительниц.

Оробевший Креонт поспешно позвал слуг и велел идти с ним к телу Полиника: решил он самолично предать тело земле, а потом немедля освободить скованную и заключенную среди гробов Антигону.

Когда Креонт пришел с своими спутниками на холм, где лежало тело Полиника, уже истерзанное псами, принес он молитву Гекате и Плутону, чтоб они милостиво остановили гнев свой; потом омыл труп священной водой, сжег останки его на свежесорванных ветвях и над прахом сделал высокую насыпь из родной земли. Окончив обряд погребения над трупом Полиника, Креонт тотчас же пошел к заложенной камнями могильной пещере, ставшей брачным чертогом юной Антионы. Подходя к могильному склепу, кто-то из служителей Креонта услыхал громкие рыдания и обратил на них внимание своего господина. Креонт ускорил шаги. Вблизи склепа рыдания и плачь были слышнее, чем прежде.

– Горе мне, несчастному, – вскричал испуганный Креонт, – что пророчить мне сердце! Неужели путь, по которому я иду теперь, печальней всех пройденных мною? Это же голос сына… Бегите скорее, поглядите чрез отверстия между камнями, точно ли это голос Гемона, или я обманываюсь?

Побежали слуги, взглянули, и видят: девушка висит в глубине пещеры, вокруг шеи ее петля, скрученная из одежды; Гемон же лежит вблизи нее, держит ее в объятиях и плачет, горько плачет о гибели невесты и о жестокосердом поступке отца. Когда Креонт увидел сына, тяжело вздохнул он, вошел к нему в пещеру и, рыдая, начал звать к себе:

– О, несчастный, что хочешь ты сделать над собой, какую гибель готовишь ты себе? Выйди отсюда, сын мой; на коленях умоляю тебя, выйди ко мне.

Диким взором, с презрениемь, окинул его Гемон и в ответ ему не сказал ни слова. Молча вынул меч и за махнулся им на отца, и едва спасся Креонт от удара бегством. В гневе на себя, несчастный вонзил тогда меч себе в грудь. Борясь со смертью, он все еще обнимал слабеющею рукой труп несевты: кровь его, извергаемая дыханьем из уст, пурпурными струями текла по ее лицу. И когда отлетела от него жизнь, мертвый, он по-прежнему держал труп в объятиях; в обители Аида пришлось несчастному справлять свадебный пир свой.

Сокрушенный горестью, Креонт взял на руки тело сына и, рыдая и проклиная свое жестокосердное упорство и безумие, понес его в дом свой. У ворот дворца он встречен был вестью о новом несчастье. Жена его Эвридика, узнав о смерти своего последнего сына, наложила на себя руки. Во внутренних покоях дворца, пред жертвенником, мечом пронзила она себе грудь, поразив страшным проклятием того, чья преступная вина лишила ее сына.

– Горе, горе мне! – воскликнул Креонт – Цепенею я от ужасной тоски! Зачем никто не поразит меня мечом? Несчастный, я умертвил и сына, и жену: никто кроме меня не виноват в их страшной смерти! Ведите меня отсюда; скорей, скорей ведите меня; я ничего не значу более, я жалкий безумец!

Глубоко потрясенные фиванские старцы, уводя разбитого скорбью Креонта во дворец, говорили друг другу: «Да, поистине, первый залог земного счастья – мудрость; следует покоряться воле богов и чтить все божественное; надменное же велеречие приносит строптивым позднюю мудрость и раннюю гибель».

5. Война эпигонов

Спустя десять лет после похода семи вождей на Фивы, возмужавшие сыновья падших на этой войне, так называемые эпигоны, стали снаряжаться в новый поход на город Кадма, дабы отомстить фиванцам за смерть отцов своих. Старый Адраст принял участие и в этой войне против Фив, хотя преклонные лета его и не позволяли уже ему принять главного начальства над войском. Обратились тогда эпигоны к дельфийскому оракулу и спросили у него, кому вручить начальство над армией. Оракул же пообещал им победу, если во главе их войска будет Алкмеон, сын Амфиарая, доблестью вполне равный своему отцу.

Сам же Алкмеон колебался взять на себя предводительство над войском эпигонов: он считал себя обязанным исполнить сперва завещание отца своего – отомстить за его смерть матери Эрифиле. Поэтому Алкмеон отправился в Дельфы и вопросил оракула, что ему делать. Оракул повелел ему исполнить оба дела: и отомстить вероломной матери, и принять начальство над ратью эпигонов в их походе против Фив.