Классические мифы Греции и Рима

И оскорбленная Афродита вняла ее мольбе. Однажды, в жаркий летний день, охотясь на Геликоне, утомленный Нарцисс, подошел к серебристо-светлому, тихому потоку, под густую тень высоких деревьев. Он присел на сочную траву, на берегу источника, и наклонился попить; в воде увидал он чудно-прекрасного юношу. Это было отражение его собственного образа, сокрушившего безнадежной любовью множество сердец: эта красота извела бедняжку Эхо и превратила ее в призрак.

Теперь ему суждено было поразить и извести свое собственное сердце. Словно прикованный волшебной силой, глядел он на милый образ и объят был безграничною любовью к нему, не подозревая, что он восхищается и любить себя самого. Смотрит он и не может насытиться и налюбоваться видимым в воде образом; его уста ищут уст прекрасного юноши и целуют студеные струи; полный страсти, простирает он руки и охватывает ими волны. Забывает он пить и есть, забывает поспать.

– Кто когда-нибудь переносил ли более сильные муки! воскликнул он. – Не моря разлучают нас, не горы, – мелководная струя источника не позволяет нам сблизиться. Выйди же из твоего источника, прелестный юноша, полюбуйся на мою красу! Я прекрасен, и ты, я знаю, ко мне благосклонен. Когда я простираю к тебе руки, ты открываешь мне свои объятия; когда я улыбаюсь, ты отвечаешь мне также улыбкой; когда я плачу, и ты проливаешь слезы; на мою речь ты отвечаешь дружески, – это я вижу по движению твоих прекрасных уст, только не могу понимать твоего ответа. – Горе мне! Чувствую, что я прельщаюсь своим собственным видом – люблю себя самого.

Истощаются его силы, уже предчувствует он приближение смерти, но все-таки не может отвести глаз от своего собственного образа. Неподвижно сидит он, снедаемый страстью, и глядит на источник, иссыхая, как роса перед восходящим солнцем. Эхо, которую некогда презирал он, видела его и, хотя она не забыла еще своего позора, но любила юношу и соболезновала о его печали. Как только он воскликнет: «горе мне!», и она вслед за ним повторит: «горе мне!». Вздохнет он, вздохнет и она.

Опускает Нарцисс усталую голову на свежую траву, и смерть смыкает его очи. Плачут вокруг него лесные дриады, плачет с ними и нимфа Эхо. Собрались они погребать умершего юношу, стали искать его тело, но нигде не смогли найти. На том месте, где склонил Нарцисс на траву свою красивую голову, вырос из земли цветок с белыми лепестками холодной безжизненной красоты. Цветок тот назван был нарциссом.

3. Дочери Миния

(по „Метаморфозам", Овидия)

По улицам Орхомена шел жрец Диониса и побуждал жен и девушек кончать обычные дневные занятия и идти на праздник хмельного бога. Жены и девушки, вместе с служанками, оставляли веретена и пряжу и, перевязав лентами распущенные волосы, с зеленеющими тирсами в руках, спешили из города в ближайшие рощи. Там радостными кликами восхваляли они бога, били в тимпаны и играли на флейтах. Только дочери орхоменского царя Миния, Алкифоя, Левкиппа и Арсиппа, не приняли участия в торжестве: не признавали они божественности Бахуса, сына фивянки Семелы. Они смеялись над глупым, как им казалось, дионисовым культом и, окруженные своими служанками, весело сидели дома за пряжей и тканьем, полностью отдавшись служению домостроительнице Палладе. Весь день, до вечерней зари, работали они, не покладывая рук и коротая время за рассказами о чудесных приключениях.

Не успели еще они отдохнуть от работы, как. вдруг раздаются по всему дому звуки флейт и тимпанов, разливается благоухание мирры и шафрана; прялки и пряжа обвиваются зеленым плющом и виноградными побегами, нитки на ткацком станке превращаются в лозы. Сотрясаются стены дома, разливается свет факелов по горницам, и стаи диких зверей с воем врываются в дом.

Объятые страхом, бросаются женщины в разные стороны, в темных углах ища спасения от ослепительного света факелов. И вот– о, чудо! – незаметно для них самих, конечности их внезапно превращаются в кожистые крылья, они становятся летучими мышами, кружатся и летают по комнате. И до сих пор еще они не покидают человеческих жилищ: зеленый лес и блестящий свет солнца ненавистны им.

5. Пирам и Фисба

Пирам, прекраснейший из юношей и Фисба, прекраснейшая из девушек восточных стран, жили в Вавилоне, городе Семирамиды, в двух соседних домах. С ранней юности они знали и любили друг друга, и любовь их росла с годами.

Хотели они уже вступить в брак, но отцы воспретили им, однако не могли они воспретить им любить друг друга. Лишь только не было свидетелей, влюбленные говорили друг с другом знаками, и чем более приходилось им таить любовь свою, тем сильные она разгоралась в них. В стене, соединявшей оба соседних дома, давно была щель, которую никто не замечал, но чего не откроют очи любви! Пирам и Фисба избрали это отверстие посредником своих разговоров и часто шептались чрез него и говорили друг другу ласковые речи.