– Нет, я говорю о твоем официальном прозвище: мой папочка был Хитроумный, Марото – Могучий или Свежеватель Демонов, кавалересса Сингх имела много титулов, так или иначе связанных с рыцарством, у Хортрэпа почти столько же прозвищ, как у Софии. А как называли тебя, кроме имени?
– Я был бы счастлив, если бы кто-нибудь его помнил. – Феннек залпом выпил третью чашу и снова ее наполнил. Чхве перегнулась через стол и тоже налила себе эля, чтобы товарищу не пришлось пить одному. – Тебе известно, что Феннек – не настоящее имя? Со временем все забыли, что оно у меня вообще было. Да и почему они должны помнить? Я ничем не заслужил это.
– Ох, – вздохнула Чи Хён, не готовая к такой откровенности. Даже когда Феннек предупреждал ее о ненадежности своих старых друзей, его слова никогда не звучали настолько мрачно. – Нет, это не так, потому что тебя вспоминают почти в каждой песне о Холодном Кобальте и Пятерке Негодяев. И это хоть что-то да значит, даже если тебя не называют по прозвищу!
– Меня вспоминают в песнях просто потому, что я был одним из этой Пятерки, вот и все. – Голос Феннека был таким же кислым, как и его пойло. – Я был любовником Канг Хо, когда София собирала свою банду, а она нипочем не опустилась бы до такого дерьма, чтобы вышвырнуть меня, как только мы с твоим папочкой расстались.
Это было неожиданно. Чхве с округлившимися глазами оглянулась на Чи Хён за подтверждением, но та, должно быть, раскрыла глаза еще шире…
Феннек и ее папочка? Чи Хён вспомнила свое мимолетное увлечение «братом Микалом», когда тако-о-ой мужественный страж духа только-только появился в Хвабуне, и ее чуть не стошнило.
– Я так и таскался за ними до самого конца, но заслуживал ли я славы? Нет, будь я проклят! София обладала и умом, и силой; все это имел и Марото, хоть и не в той же мере. Сингх всегда была рыцарем с благородным сердцем, а Канг Хо – вором, искусным бойцом на ножах и мастером побега. Хортрэп – он и есть Хортрэп; очевидно, он помогал остальным не только своим кипучим характером. – Феннек надул щеки и резко выдохнул. – И поскольку банду Негодяев невозможно представить без пятого колеса в телеге, этим колесом стал я.
– Ты же был попом, – вставила Чхве. – Как ты тогда сказал? Клириком?
– Это что же получается? – Чи Хён немного расстроилась, догадавшись, что тот разговор проходил в ее отсутствие, пусть и недолгое. Но тут же смутилась из-за своей обиды, – разумеется, простые смертные общаются друг с другом, даже когда их храброго генерала и благородной принцессы нет рядом. – Значит, облик брата Микала был не совсем фальшивым?
– Да, не совсем. – Феннек немного просветлел. – Это было очень-очень давно. Я уже и забыл, что рассказывал тебе об этом, Чхве, и теперь должен мысленно вернуться в Катели – сам виноват, перебрал своего же пива. Да, Чи Хён, как ни трудно поверить, твой страж духа когда-то носил монашескую одежду, хоть и иную по форме… да и по содержанию. До встречи с Канг Хо я был нищенствующим клириком Корпиклани, Хозяйки Солода. Вероятно, я должен объяснить вам, еретикам, что Корпиклани – четвертая из десяти истинных богов Трве, так же как мне было предназначено стать четвертым Негодяем. Все предназначено заранее, все предопределено, не бывает случайных совпадений, если в вас живет вера, пусть даже это вера в богиню пьянства.
Чи Хён поморщилась, глядя на тщательно выбритые щеки Феннека и представляя, как их обрамляет длинная густая растительность; большинство последователей десяти богов, которых она встречала, носили бороду. Поймав ее взгляд, он поднялся, чтобы снова наполнить чаши. Возможно, это было не такое уж великое чудо, что Феннек оставил свою богиню, – зато его кислое пиво нравилось Чи Хён все больше и больше. Затем он вернулся на свое место и к своей истории.