Женщина дернулась, как от ожога, и, поспешно встав, отступила к двери:
– Хорошо, я позвоню из Глуховки! Там уже работает опергруппа Калошина, – с этими словами она прикрыла за собой дверь.
Дубовик повернулся к Герасюку и, увидев насмешливый взгляд приятеля, коротко кинул:
– Говори!
– А ведь она влюблена в тебя по самые серьги в маленьких ушках! Свел ты, Андрюша, дамочку с ума! Обжечься не боишься? – Герасюк сидел, откинувшись на спинку стула, и постукивал подушечками пальцев рук друг о друга.
Дубовик подошел к нему и, наклонившись к самому лицу, очень твердо произнес:
– Представь себе – не боюсь! И продолжения разговора о ней не жди – не будет!
– Что так? – пряча улыбку, спросил Герасюк.
– А неинтересно! Я удовлетворил твоё любопытство?
– А ручку-то чего жал? – съехидничал эксперт.
– Для сохранения статус-кво. Всё? Может быть, вернёмся к нашим «баранам»? Тем более что, похоже, нашего «стада» стало больше, прости за цинизм.
– Так уж и сразу? Мы даже деталей ещё не знаем! – с сомнением проговорил эксперт.
В этот момент в кабинет буквально ворвался Кобяков, лицо его было бледно.
– Что же это за напасть, а? Надо ехать в Глуховку, – он отер носовым платком вспотевший лоб и внутреннюю окантовку фуражки.
– Что вам уже известно об убийстве мальчика? Почему вас сразу туда не вызвали? – кинулся к нему с вопросами Дубовик.
– Там стажер работает, мальчишка ещё совсем, я изредка проверяю его, помогаю… Тихая деревенька, кто бы мог подумать? А он, видно, растерялся, со страху сразу в город позвонил.
– Мальчик убитый вам знаком? – спросил Андрей Ефимович.
– Да, конечно, это Серёжа Веретенников, двенадцатилетний подросток. Кому он мог помешать, не понимаю… Как же так?
– Степан Спиридонович! Вам какие-нибудь подробности этого дела известны? Что вам сказала Рустемова? Что доложил тамошний участковый? – настойчиво переспрашивал подполковник.
– Сказал только, что его нашли в лесу, на дороге, идущей от нас. Пробита голова. Что же это такое? – видно было, что Кобяков сильно расстроен – он тяжело дышал, и у него тряслись руки.
– А, может быть, это мы выманили зверя из берлоги, капитан? Он начал метаться, импровизировать, следуя нашим действиям, а потому, теперь будет теперь совершать ошибки. Мы же устроим на него охоту! А вас я попрошу узнать кое-что подробнее, – Дубовик чиркнул несколько слов на календарном листе и, вырвав его, подал участковому. – И если я прав, то ответы на мои вопросы будут положительными.
– Да, кстати, я рассказал в магазине о том, что Гаврилов пришел в себя. Загоскина, на счастье, была там, и, по-моему, уже отправилась по деревне с новостью, – от порога доложил Кобяков.
– Я понял, Степан Спиридонович! Жду от вас вестей!
Глава 8.
Рано утром Галина Антоновна Шушкова, заведующая фермой, спешила к своей сестре Вере Кокошкиной, чтобы передать с ней кое-что для сына, который жил в городе. Та ещё день назад сказала, что собирается в Энск. Поездки эти носили систематический характер. Вера Антоновна говорила Галине, что ездит на рынок, но та подозревала, что есть и другая причина, по которой сестра раз в месяц наведывалась в город.
Галина Антоновна прошла во двор сестриного дома. Пес Бугай лениво приоткрыл один глаз и, широко зевнув, свернулся в калачик, игнорируя гостью.
– Ишь ты, лентяй, даже не приветствуешь! Не угощу больше косточкой, – Шушкова улыбчиво потрепала пса по холке и вошла в сени. Всё в доме сестры ей было знакомо, потому она в темноте спокойно протянула руку к дверной ручке и распахнула дверь в дом.
Вера Антоновна стояла у стола и ковырялась в огромной шкатулке, которая, насколько помнила Галина, уже давно была заперта на ключ, старательно спрятанный сестрой. Даже Антонина, её дочь, не могла найти его. А когда спросила у матери, что же там, в этой шкатулке, та коротко ответила: «Наше благополучие», чем немало удивила Тоню.
Девушка помнила, что после войны мать там хранила треугольники писем от отца, там же, отдельно от всех бумаг лежала самая скорбная – похоронка, с размытыми материными слезами строчками: «Пал смертью храбрых». Потом туда добавились ордена, переданные семье погибшего сержанта Кокошкина его боевым другом. Позже и пара недорогих колечек заняла свое место вместе с янтарными бусами.
Только в какое-то время, Тоня даже не заметила, когда, шкатулка вдруг оказалась запертой. А потом девушка и услышала странные материны слова, но считала, что та знает, как правильно поступать, и больше с таким вопросом к матери не приставала.
Увидев вошедшую Галину, Вера изменилась в лице, засуетилась и, схватив небольшую синюю коробочку, лежащую на столе, быстро засунула её в шкатулку.
– Чего уставилась? – крикнула она злобно сестре. – Входишь без стука, как к себе домой! Чего приперлась? Чего надо?
Галина Антоновна остановилась в замешательстве у порога: такой злой Веру она никогда не видела. Да, сестра не отличалась мягким нравом, могла ответить жестко любому, отчитать, добавив грубое словцо, но чтобы так!.. И с родной сестрой!..