– А, по-моему, кровь сейчас пьют у меня! – досадливо произнес подполковник. – Литрами!
– Ну, ты-то всё выдержишь! Вон, какой крепкий парень!
– Спасибо, после твоих слов есть надежда, что ещё поживу! – Дубовик похлопал Герасюка по плечу.
– Больной, товарищ подполковник, будет транспортирован в город, как только появится возможность. Состояние его стабильно тяжелое, но сердце работает нормально, если позволительно так сказать при таком ранении. А вообще, ранние прогнозы давать не могу – человеческий организм не предсказуем. Рекомендации коллеге я дал. Пока сам понаблюдаю, но вечером буду вынужден уехать – тяжелые больные ждут в городе. Вообще-то, есть надежда, что всё обойдётся, но без сознания он может пролежать довольно долго, – пожилой врач стоял рядом с Дубовиком, который хмуро глядел на лежащего бледного старика Гаврилова с головой в толстой белой шапочке бинтов, сквозь которые сбоку проступали яркие пятна крови.
«Да, красное на белом – жутковатая картина для маски, – думал подполковник, – ночью, да ещё для больного парня… Преступник знал, что делал…»
– Хорошо, я вас понял. Но сотрудник наш будет пока здесь, – он кивнул на сидящего у стены Воронцова.
– Пусть сидит. Это ваша работа, – кивнул доктор.
К вечеру появилась Рустемова.
– Картина тяжёлая. У мальчика раскроена голова. Шансов выжить не было никаких, – она говорила с дрожью в голосе, руки её мелко тряслись. – Со следами тоже проблема. Там такие дороги, что всё раскурочено, залито грязью. Достали палку из лужи, которой, по-видимому, мальчик и был убит, но на ней нет, да и быть не может, никаких отпечатков. Просто не понимаю, что делать!.. – теперь в голосе женщины появились нехарактерные для неё плаксивые нотки. – Даже уцепиться не за что! Ну, кто мог его убить? В глухой деревне? Отец-кулак? Он что, Павлик Морозов?
– Ну-ну-ну, прекрати, что за упаднические настроения? И, по-моему, совершенно неуместные параллели. У тебя что, есть причины для подобных сравнений?
– Да нет, это я так… Просто другого ничего в голову не приходит.
Дубовик положил руку на её плечо:
– А ты освободи голову от этого мусора. Возьми себя в руки. Будем думать. За что уцепиться – найдём! Опергруппа работает?
– Да, конечно! Но в деревне сейчас все, буквально, взбудоражены, люди напуганы, про какого-то лешака твердят! Скажи, что здесь происходит? – подполковник чувствовал, как под его рукой подрагивало плечо женщины.
– А вот об этом я тебе расскажу подробней. И подозреваю, что убийство мальчика напрямую связано со всеми и предыдущими, и настоящими событиями, произошедшими здесь, в Потеряево. И болота здесь играют не последнюю роль. – Дубовик сел напротив Рустемовой. – Мать мальчика удалось допросить?
– Она с трудом ответила лишь на несколько вопросов. Кобяков спросил её, как часто она с сыном ходила в лес. Это ты просил его об этом? И про какую-то ягоду они говорили.
– Да, меня интересовало именно это, – кивнул Андрей Ефимович. – И что она сказала?
– Дай вспомнить, – Рустемова потерла тонкими пальцами лоб. – Не понимаю, зачем тебе это надо, но коль спрашиваешь… В лес они ходили постоянно, мальчик был старшим в семье, помогал матери во всем, грибы, ягоды заготавливали на зиму.
– Это понятно, – шевельнул пальцами Дубовик. – Меня интересует лес. Ладно, Кобяков сам доложит. А ты запасись терпением и слушай.
Пока подполковник посвящал Рустемову в суть происходящего, пришел Герасюк, который собирал образцы красной краски и заходил в магазин узнать насчет свечей.
– Успешно? – обратился к нему Дубовик.
– Как сказать, как сказать… – эксперт разложил на столе несколько пробирок. – Кстати, эту краску у художника брали, едва, не каждый второй. Даже учительница для школы просила. А вот у пожарника всё строго под контролем, отчитывается за каждый грамм. Там и мышь не пролезет. А посему!.. Если даже окажется, что краска из клуба идентична той, что была на наличниках, искать злодея через эту улику будем до посинения.
– Ну, собственно, особо ничего от этого я и не ожидал. Больше надежды я возлагаю на Ерохина. Должен бы уже отзвониться. А что со свечами?
– Да, тоже не особо яркая картина, – пожал плечами Герасюк. – Полина Аркадьевна, это продавец, кстати, довольна «вкусная» дамочка, говорит, что никогда особо не обращала внимания на такие вещи. Но постарается вспомнить.
– «Постарается»… Все они стараются, только не спеша, – проворчал Дубовик. – Ишь ты, «вкусная»!.. Надо же такое придумать!
– Увидишь – поймёшь! Я чуть слюнями не захлебнулся! – рассмеялся Герасюк. – Но я – кремень!
– Свежо предание… – вслед за ним улыбнулся Дубовик.
Рустемова с неодобрением посмотрела на обоих и нахмурилась.
Галина Антоновна, как обычно, занималась своими домашними делами, когда в дверь тихонько вошла её племянница Антонина.
– Чего такая невесёлая? – внимательно взглянув на неё, спросила тётка.
– Так… – Антонина присела на скамейку у окна и поцарапала ногтем по стеклу.
– Ладно, говори уже! – строго приказала Галина Антоновна.
– Чего говорить-то? – опять замялась племянница. – Матери не скажешь?