Клюква со вкусом смерти

Потом Галина Антоновна отправилась управляться с домашним скотом, оставив мужчин в избе.

– Не могу я никак успокоиться с этой Кокошкиной. Исчезновение какое-то странное, не характерное, что ли… Понимаешь, Денис Осипович, я провел небольшой следственный эксперимент, и получается, что в любом случае, если бы Кокошкина не пошла домой, Ситникова из окон Правления явно видела бы это. Но женщина утверждает, что та завернула за машину, и больше её не было видно. Чуркина тоже говорит, что шла Кокошкина к своим воротам. Ну, не испарилась же она?.. Значит, домой зашла… Я лично на этом настаиваю. Но потом, получается, что вдруг внезапно, развернулась и ушла. Ладно, это можно было бы принять, если бы не эта чёртова колбаса. Не оставив дома ни кружка, мало того, бросив кусок собаке, – а Герасюк таки провел экспертизу и подтвердил, что собака ела её, – женщина уходит из дома со всеми сумками. Я не зря сейчас задавал много вопросов о Кокошкиной. Это подтверждает мои умозаключения. Такое поведение для этой женщины так же не характерно, как и исчезновение.

– И что из этого следует? – вкрадчиво спросил Баташов.

– А следует из этого лишь то, что никуда она не уходила, – тихо произнес Дубовик, оглянувшись на дверь.

– И?.. И что?.. – председатель смотрел на подполковника в недоумении.

– Искать её надо здесь, в доме или во дворе, на чердаке.

– Она… что?.. Вы думаете?.. – Баташов тоже оглянулся на дверь.

– Мертва. Я уверен, – твердо сказал Дубовик. – Будем искать.

Он ещё раз обошел избу, потом отогнул коврик у стола.

– А где у них погреб?

– Подпол? – поправил его председатель. – Погреба, обычно, на улице, а здесь… Наверное, в закутке у печки, – он встал и направился за занавеску, за которой стоял хозяйственный столик и висела полочка с посудой. – Здесь, Андрей Ефимович! – окликнул он Дубовика.

Тот подошел к квадратной дверце в полу и взялся за металлическое кольцо.

– Может, нужен фонарь? – спросил Баташов.

– Откроем – определимся.

Но фонарь не понадобился: в проеме внизу возле лестницы мужчины увидели ноги в чёрных ботах.

– Надо Шушкову увести, – глухо проговорил Дубовик, потом вдруг посмотрел на Баташова и проговорил: – А как же она доставала картошку, которую мы сейчас ели?

– Так, наверное, всё было в чулане. Сейчас ещё холодно, в подпол мы заглядываем редко, чтобы температуру там не нарушать, иначе картофель может прорасти раньше времени или загнить. Пару вёдер достанем и пользуем.

– Тогда понятно, – облегченно выдохнул Дубовик, – а то я уж было подумал, чёрт знает что!.. – он криво усмехнулся.

– Увести-то я её уведу, а дальше как будем действовать?

– Пока нет Герасюка, надо вызвать фельдшера – зарегистрировать факт смерти. И причины определить, хотя бы визуально… И позвоните в Энск, вызовите опергруппу.

Ночь прошла тяжело и тревожно.

Весть о смерти Кокошкиной мгновенно разлетелась по деревне, и, несмотря на позднее время, у дома стали собираться люди.

На сей раз Дубовик не стал никого разгонять – односельчан собрало горе, пусть даже чужое, но, всё же, общее…

Ситникову, вошедшую первой в дом, он попросил хоть как-то утихомирить народ, не допустить беспорядка. Та согласно кивнула и вышла на улицу, не задавая лишних вопросов.

Тоня прибежала с фермы, но в дом её не пустили.

Она рыдала на плече тётки, которая едва держалась на ногах. Вокруг них сгрудились женщины. Тихо переговариваясь, решали вопросы насчет похорон. Ситникова предлагала всем разойтись, говоря, что работу никто не отменял, утром рано вставать, но её никто не слушал…

В подпол сначала спустился Дубовик.

Осветив фонариком довольно большое пространство, остановил взгляд на теле женщины. Его неприятно поразило то, что глаза её были открыты. По положению тела можно было сделать вывод, что преступник просто сбросил тело вниз, не спускаясь туда. Значит, следов его там, скорее всего, не было. Но Дубовик не привык пренебрегать любой мелочью, и со всей тщательностью осмотрел всё вокруг, заглянул в лежащую рядом с трупом сумку, пожалев, что отправил Герасюка в лес. И лишь когда понял, что ничего внизу не найдёт, поднялся наверх, предоставив фельдшеру осмотреть труп.

– Подонок, – со злостью проговорил он. – Сбросил, как мешок с картошкой…

Баташов был бледен. У него даже тряслись губы.

– Сдавать я что-то стал, – вздохнул он. – В войну всё выносил стойко, а тут… Слишком много за последнее время навалилось… А ведь этот убийца среди нас, Андрей Ефимович, и, наверняка, мы ему и руку пожимаем!

– Вполне допускаю такое, – кивнул Дубовик. – И, боюсь, что это кто-то из ближнего круга. Слишком хорошо, даже для деревни, осведомлен. Уже одно то, что не пришел к Гаврилову, кое о чем говорит. И даже знал, что в подпол сразу никто не заглянет. Да, скажу вам, зверь матёрый! Причины, видно, у него серьёзные, чтобы не быть раскрытым…

– Может быть, всё-таки, тот, о котором говорила Гребкова – предатель Горелов? За это ведь статья расстрельная… На что угодно пойдёшь, лишь бы не трибунал…