– Нашли, в медвежьей яме, упал на колья, – он в изнеможении опустился на стул. – Добегался. Сколько раз предупреждали об этих ямах, чтобы были осторожней! – участковый помолчал, потом повернулся к Дубовику: – Вас, товарищ подполковник, следователь просит приехать в Правление. Что-то вид у него неважный, помятый какой-то.
– Едем? Место всё равно надо осмотреть, – повернулся Герасюк к приятелю.
– Обязательно! Проведем все необходимые действия, как обычно, – кивнул тот, выходя из-за стола.
Поленников тоже засобирался:
– Думаю, что мешать вам не буду? – он вопросительно посмотрел на Дубовика.
Тот лишь согласно кивнул.
– Далеко ехать? – обратился Герасюк к Кобякову.
– Тут это, рядом с тропинкой, идущей на пасеку, примерно, в километре, – ответил участковый.
До места шли быстрым шагом, невзирая на торчащие корни и коряги.
Герасюк, переступая через поваленное дерево, не рассчитал высоту и упал в высокий мокрый мох.
– Вроде не пьян, а вставать не хочется, – и усмехнулся своей «плоской» шутке, как он сам оценил её. – Перина… Только сырая.
– Это, Петр Леонидович, наша усталость сказывается, – вполне серьёзно произнес Поленников. – Я тоже не отказался бы примоститься даже на такой.
У большой ямы стояли трое мужчин с хмурыми лицами.
– Никому не сообщал? – Кобяков повернулся к молодому рябому мужчине.
– Не-ет, как можно!.. Вы же предупредили. Я от вас сразу сюда вернулся, – он затряс лохматой головой.
– Хорошо. Нам сейчас здесь лишние глаза не нужны. Вы пока постойте в сторонке. Потом придётся его нести, – он кивнул на дно ямы, где в страшных муках умер, нанизанный на колья, нелепый мужичок с лисьим носом.
Дубовик повернулся к Герасюку:
– Работай, товарищ эксперт.
Все, услышав эти слова, дружно отошли на некоторое расстояние от страшной ямы. Присели на сваленное большое дерево.
Герасюк осторожно ступая, обошел яму вокруг, приглядываясь к примятому мху. Дубовик стоял рядом в мрачном раздумье, потом прошелся следом за приятелем.
Подступала темнота. Пришлось включить фонарики.
Герасюк шагнул в сторону и в свете яркого луча увидел среди сырого мха небольшой клочок белой бумаги. Он наклонился и поднял его.
Дубовик через плечо взглянул на находку и тихо произнес:
– Убери, и никому ни слова. Объясню потом.
При помощи толстой верёвки Герасюк осторожно спустился в яму. Осветив её, осмотрел труп, колья, землю вокруг.
По его хмыканью Андрей Ефимович понял, что эксперту что-то не понравилось. Но виду другим он не подал.
В лесу провозились долго. Ждали фельдшера с носилками. С ним пришел Баташов.
В деревне их уже встречали.
У края леса подошли несколько мужчин и перехватили носилки с покойным.
Жутко кричала жена Нигая, Марья Петровна, ей вторили несколько женщин.
Дубовик с Герасюком сразу оторвались от всех и отправились в Правление, где, несмотря на поздний час, в кабинете участкового горел свет.
По дороге не проронили ни слова. Знали, что делиться впечатлениями будут потом, позже, когда страсти немного поутихнут, и в голове уляжется сумбур от произошедшего.
Моршанский, и в самом деле, выглядел неважно.
– Вы больны? – грубовато спросил Дубовик.
– Я бы даже умереть сейчас согласился, – каким-то неживым голосом ответил следователь.
– Герман Борисович! Вы ли это? – подполковник внимательно посмотрел в глаза Моршанского, тот сморщился, как от зубной боли.
– Перестаньте буравить меня вашим стальным взглядом. На лопатки вы меня ещё не уложили.
– А что, появилась такая возможность? – уголки губ подполковника дрогнули в усмешке.
– Не надейтесь. – Моршанский вздохнул. – Мне надо поговорить с вами наедине, – он просительно взглянул на Дубовика, потом перевел взгляд на Герасюка.
– Нет проблем, – поднял ладони эксперт. – Удаляюсь!
Когда за ним закрылась дверь, следователь тяжело поднялся со стула и подошел к окну.
– Выслушайте меня беспристрастно.
– Слушаю, – Дубовик сел на деревянный диванчик, закинув ногу на ногу и глядя на спину Моршанского, ощущая какое-то неприятное покалывание в кончиках пальцев. «Неужели сдают нервы?» – отрешенно подумал он, не услышав первых тихих слов следователя.
– Этот мужчина, которого нашли в медвежьей яме, два дня назад был у меня.
– Что вы сказали? – переспросил подполковник, думая, что ослышался.
Моршанский повторил фразу, добавив:
– Он кого-то подозревал в убийстве. Убийствах… Звал меня собой, чтобы что-то показать на месте.
– А-а, понятно… Вы, по своему обыкновению, Герман Борисович, с недоверием отнеслись к его словам. И что? Что вы хотите от меня?
– Понимаете, Ситникова видела, что этот человек был у меня, дожидался, пока я поу… освобожусь, а потом вдруг ушел. Это был вечер, а на следующий день мне просто было некогда разыскивать его, вы же понимаете? – Моршанский повернулся к Дубовику: лицо его горело.
– А, кажется, понимаю. Только, простите, я не папа Римский и индульгенций не раздаю. – Он с легким презрением посмотрел в глаза следователя.