Клюква со вкусом смерти

– Вот как раз об этом я и хотел с вами поговорить, – сказал Дубовик.

– То есть?.. – в глазах председателя повис немой вопрос. – Я…

– Нет-нет, ну, что вы! Вы меня неправильно поняли, речь идет об отпуске вообще, а не о вашем. Хотя согласен, что отдохнуть вам не помешает, как и всем нам. Как у вас колхозники получают отпуска? Меня интересует послевоенное время, в частности, сорок седьмой год.

– Ммм… Ну, как таковых в тот момент мы отпусков не давали, сами понимаете – разруха, надо было срочно всё восстанавливать. Но если у кого-то была острая необходимость, то отпускали, правда, ненадолго. Это уже потом стали лучшим колхозникам выделять и путевки на курорт, и так… – чувствовалось, что Баташов был несколько обескуражен вопросами Дубовика, но спросить, зачем ему это надо, не решался.

Герасюк тоже оторвался от своего занятия и с удивлением посмотрел на приятеля.

Дубовик делал вид, что не замечает недоуменных взглядов.

– В приказах всё отражалось?

– Да, конечно, – кивнул Баташов. – В этом у нас полный порядок. Всё подшито.

– Прекрасно! У меня к вам будет особое поручение: составьте список всех мужчин от 35 до 70 лет, особенно выделите тех, кто приехал сюда из других мест. Одним словом, подкорректируйте ваш список, составленный ранее. И принесите приказы за декабрь 1947 года. И ещё… Денис Осипович, я понимаю, что мои предупреждения будут излишними, но ни один человек не должен об этих приказах знать, как, впрочем, и о списке. Привлечь разрешаю только Ситникову. Следствие подходит к завершению, и любое, даже невольно оброненное слово может спугнуть преступника. Тогда нам никакого отдыха не видать! А на что он решится ещё, остаётся только догадываться.

Баташов сказал, что в течение дня они вместе с Ситниковой выполнят поручение подполковника.

– А вечером я бы хотел осмотреть комнату Правления, – добавил Андрей Ефимович.

Баташов лишь коротко кивнул и вышел.

Петр Леонидович, по-прежнему, с удивлением смотрел на приятеля.

– Не смотри, ничего не скажу. Боюсь спугнуть удачу.

– Подполковник становится суеверным? – усмехнулся Герасюк.

– Сам себе удивляюсь, – кивнул Дубовик. – Но чувствую, близко подступили к злодею. Любой промах теперь смерти подобен.

– Слушай, подполковник, это что же получается: если раскроем это дело, то и дела давно минувших дней закроем?

– Именно! Но главное для нас сейчас – сработать без проколов. А пока поговорю-ка я с Ситниковой. Есть у меня к ней несколько вопросов. Надеюсь, она уже на месте, – с этими словами Дубовик вышел.

Моршанский поморщился, застав в кабинете Кобякова Герасюка, разглядывавшего что-то под большим микроскопом.

– Ммм… Добрый день, – буркнул следователь, бросая с досадой на скамью портфель.

– Счастливчик, – не удержался от колкости эксперт, не отрываясь от своего занятия.

– Вы о ком? – хмуро посмотрел на него Моршанский.

– О вас, Герман Борисович, о вас! Вся деревня в трауре, а у вас день добрый!

– Я бы попросил!..

– Я бы тоже, – Герасюк увлеченный своей работой, не особо следил за реакцией и словами следователя, который, буквально, буравил его своими глазками.

«Неужели Дубовик ему всё рассказал? Уж больно грубо ведёт себя этот экспертишка», – Моршанский почувствовал, как уходят остатки утреннего настроя на рабочий лад. Захотелось на всё плюнуть и уехать в город с тем, что уже было наработано. Но чувство ответственности, особенно после вчерашней досадной ошибки с признанием подполковнику, заставляло продолжить расследование убийства Кокошкиной и, чёрт его дери, нелепой гибели этого Нигая. Не сделает он сейчас этого – придётся возвращаться. Значит, и в лес идти надо.

Моршанский тяжело вздохнул и неожиданно для себя спросил у Герасюка, нет ли у того водки.

– Значит, день всё-таки, не задался?

– Перестаньте словоблудить, – с досадой прошелестел следователь. – Я не настолько толстокож, чтобы не сочувствовать чужому горю. Ночь была и для меня не лучшей. Так нальёте или нет?

– С большим моим желанием. – Герасюк вынул из внутреннего кармана фляжку, поболтал ею, взвешивая, сколько водки там осталось, констатируя: – Вам хватит, – подал Моршанскому, добавив: – Из закуски только рукава.

Тот на одном дыхании выпил всё, что было во фляжке, и, отдавая её назад, стыдливо произнес:

– Бутылка за мной.

– С угощенья сдачи не бывает. Лучше пойдите пока в чайную, вам следует подзаправиться, не ровен час – скопытитесь, тогда уж точно – день пропал!

Моршанский хмурился, слушая Герасюка, но возражать не было ни сил, ни желания. Посидев немного и чувствуя, что ноги наливаются хмельной тяжестью, он с усилием встал и потащил свое большое тело «насыщать пищей телесной», как сам выразился, закрывая за собой дверь.

Через некоторое время вернулся Дубовик, следом за ним шла Ситникова.

– Куда это наш законник отправился? – подполковник бросил взгляд в окно. – Шаг какой-то неуверенный. – Он повернулся к Герасюку и с лукавой улыбкой спросил: – Уж не ты ли?..

Тот честно ответил:

– Не я, он сам. Но с моей подачи.

– Значит, на некоторое время мы свободны от его присутствия. Садитесь, Надежда Терентьевна, – Дубовик подвинул стул Ситниковой. – Курите?