Клюква со вкусом смерти

– Но сначала ответьте мне на вопрос, – стоя у двери в процедурную, подполковник испытующе посмотрел на женщину: – Скажите, а какое заболевание у Петрова?

Она, вопреки его ожиданиям, ничуть не смутившись под острым взглядом серых глаз, ответила, сразу, не раздумывая:

– Гипертония, высоким давлением мучается наш Валерий Петрович.

И на вопрос о прогулках по лесу сказала, что они ему показаны. Нельзя лишь нервничать.

– Так, может быть, имеет смысл ему сменить работу? – едко заметил Дубовик. – На более спокойную.

Медсестра пожала плечами и вдруг заметно покраснела.

– Пусть начальство решает, – она опустила глаза.

– А вы порекомендуйте, это ведь в компетенции медицины? И пусть гуляет на здоровье. А его место займёт человек с нормальным давлением и желанием работать. – Дубовик развернулся и пошел в палату к Гаврилову.

Старик, смущенно покашливая и беспрестанно дотрагиваясь до повязки на голове, тихо проговорил:

– Я… это… в прошлый раз ничего не сказал… Ты уж это… товарищ начальник, не серчай на старика… это… бес попутал. Был кто-то, кроме этого, страшного-то, на болотах… Я один раз на том, своем островке это… десятку нашел. Деньги, значит. У того-то откуда бы? Он же не ходит по магазинам и базарам. А тут целая десятка! Я ведь её спрятал дома, за стреху. Вам, вот, не сказал! Боялся, что… это… экспло… экспре…

– Экспроприируем, – подсказал Дубовик.

– Ага, оно самое, – кивнул старик, – жадность меня, значит, обуяла… А полежал здесь, стыдно что-то стало. Вы заберите её, не надо мне этой десятки. А может, меня из-за неё-то и того?.. – вскинулся Гаврилов.

– Ну, вряд ли из-за неё, но роль свою, по-видимому, сыграла не последнюю, – Дубовик поправил одеяло у старика и, наклонившись к самому его лицу, тихо спросил: – А, скажи-ка мне, Мирон Иванович, не было ли в этой десятке какой-нибудь странности?

Гаврилов, чуть отшатнувшись, выпучил глаза и зашептал, обдавая Дубовика запахом крепкой махры:

– Было такое дело, товарищ подполковник! Плесенью от неё несло! И сама была такая, сырая, что ли…

Дубовик улыбнулся и осторожно похлопал старика по плечу:

– Об этом тоже никому! Обещаю: экспроприировать твою десятку не стану. Трать на лекарства. А куришь зря! – он подмигнул Гаврилову.

Тот схватил подполковника за рукав и с мольбой произнес:

– Ты уж это… доктору-то ни-ни! Шибко он серчает на меня за это… А за десятку спасибо тебе, товарищ начальник! Она мне, во, как нужна! – он прочертил ладонью по горлу и тоже подмигнул. – А осенью я тебе пошлю клюковку-то!

– Боюсь, что остался ты, старик, без клюквы… Да и радости не принесет такая – кровью от этих болот пахнет… Ну, бывай!

Дубовик вернулся в Правление не в лучшем расположении духа.

Даже услышанное от Гаврилова не добавило ему настроения.

Он вдруг почувствовал злость от всех этих коллизий: создавалось впечатление, что он вскрывает чужие нарывы, только лечить их у него нет ни сил, ни желания.

В коридоре на деревянном диванчике курил истопник Верёвкин, которого задержала Ситникова до прихода Дубовика.

Мужик, действительно, был угрюм и неразговорчив. Но сказал, по мнению, подполковника, очень интересную вещь: выходя в коридор в тот вечер с почтальоном, Верёвкин спросил его, куда тот поедет. Синегуб ответил, что повезет почту Поленникову. Нигай это слышал и даже привстал со скамьи при этих словах.

Герасюк пришел, напротив, в хорошем настроении: бабулька оказалась весьма словоохотливой, мало того, налила «большому человеку», как она назвала гостя, крепкой бражки. Пётр Леонидович выпил немного, но опьянение почувствовал, как от хорошей дозы водки.

Баба Фима рассказала, что видела сначала издалека проехавшего почтальона, потом спешащего следом за ним Нигая, который «аж, спотыкался, так спешил». Уже у самой тропинки она встретила Загоскина. «Тот тоже несся, как ураган, на пасеку. Будто убегал от кого. В руках держал папку. Деловой, едва кивнул мне. И сетку с банкой тащил, «для мёду».

– Слушай, Петр Леонидович, я понимаю, что соблазн испробовать деревенского угощения был велик, но, надеюсь, подробности ты все из бабки «вытащил»? – Дубовик по-прежнему был хмур.

– А она и так всё выдала, что надо и не надо. По-моему, немало. Бабулька – во! – Герасюк показал большой палец. – Сказала ещё, между прочим, что видела утром, когда отводила козу на пастбище, Петрова, тот шел куда-то к болотам. Было это часов в семь утра. Нес что-то в холщовой сумке, оглядывался.

– Во как! Это куда ж гипертоник тащился в такую рань? Интересно… – Дубовик провел пятернёй по волосам и так, опустив голову, посидел какое-то время, потом решительно поднялся: