Клыки Доброй Матери

Поно наткнулся взглядом на юную девушку, очень красивую, невысокую. Она двигалась плавно, будто плыла, и теперь, остановившись на миг, протянула к нему руки и подошла так близко, как прежде не подходила ни одна чужая женщина. Ему пришлось отвести ветку в сторону, чтобы не обжечь её.

— Посмотрите, сестрички! — сказала она с улыбкой, положив ему на щёку ладонь, и обернулась к другой девушке, смуглой, со срезанными под корень косами. — Посмотрите, синие глазки!

Глава 25. Уговор

Держась вдали от городов и поселений, мы приближались к Тёмным Долинам.

Бахари теперь сидел в моей повозке, а по другую руку нередко садился Йова, предводитель кочевников. Чаще они молчали, лишь изредка глядя друг на друга, и эти взгляды всегда были недобрыми.

Йова больше не делал остановок, когда в пути нас застигал дождь. Он даже будто бы радовался дождю, ведь на дорогах в этот час не оставалось путников. В ту пору, когда мы могли встретить хоть кого-то, он посылал своих людей, одного или двоих, вперёд, и ещё один ехал позади. Иногда они возвращались, упреждая нас, и повозки сворачивали к обманчиво близким горам, тряслись на каменистой земле, неровно обросшей травой и кустарником, скрывались от чужих взглядов за редкими деревьями.

Если встречных путников было мало, если не торговый караван и не знатные люди с охраной, а какой-нибудь одиночка ехал к Сердцу Земель на свою беду, кочевники обходились без предупреждений.

Когда мы столкнулись с этим впервые, когда увидели серого навьюченного быка, стоявшего у дороги, а рядом тело, не погребённое, даже не спрятанное от чужих глаз, Бахари гневно воскликнул:

— Неужели ты утратил разум, Йова? Теперь ты убиваешь невинных людей, только бы они никому не сказали, что видели нас?

Прежде Бахари хорошо умел прятать свои мысли. Даже я, живущий так много времён и знающий всё, о чём только младшие дети могут подумать, а потому легко различающий любые их стремления, — даже я не всегда мог понять, что у него на уме. Теперь он не пытался таиться, или же это давалось ему с трудом.

— А, я убиваю невинных людей? — хохотнув недобро, ответил ему предводитель кочевников. Тень, что легла на его лицо в то утро в доме быков и телег, так больше и не ушла. — Так тебе жаль людей, Бахари? Мы давно и хорошо знаем друг друга. Когда ты указывал мне, какие разорять поселения, чтобы ослабить власть Светлоликого и укрепить твою, я не припомню, чтобы ты кого-то жалел. И когда ты полагал, что где-то могут скрываться Творцы, ты тоже никого не жалел. Мужчины, женщины, дети — тебе было всё одно. Разве не ты говорил: делай с ними, что хочешь, только бы никто не выжил?

Лицо Бахари закаменело; не двинулась ни одна черта, лишь дрогнули и вновь застыли тонкие ноздри. Но я видел, как пальцы его сжали ткань одежд.

— Ты верно сказал, Йова, — ответил он, и из голоса исчезли любые чувства. — Мы знакомы давно. Всё, что я делал, я делал для блага земель. Этим землям нужен был достойный правитель — и достойный народ, верный нам с тобой.

Кочевник, наклонившись вперёд, поглядел на него с насмешкой и презрением.

— Великий Гончар вылепил тебя из лжи, — сказал он и сплюнул. — Верный тебе, хотел ты сказать. Ты думал, я не замечу, как ты завертел хвостом, будто пёс, и принялся лизать ноги Хасире и Уту — нашим богам! Мои предки, а не твои, качали их колыбель столько времён, что ты не сумеешь и вообразить. А теперь ты хочешь отнять это у нас, хотя мы сговаривались не о том. Ты решил, что угоден им больше, чем я?

— Я ничего не решаю, боги решат сами, — ответил Бахари, и взгляд его был спокоен и твёрд, но о том, какой ценой далась ему твёрдость, говорили побелевшие пальцы. Бахари держал их так, что Йова не мог увидеть, но я мог, и я видел.

— И ты, мне думается, знаешь, что они решат! — зло рассмеялся Йова. — Знаешь, или не печалился бы так, что мы не заходим в города и что никто не проболтается о том, куда мы направились!

Он подался ближе, навалившись на моё колено, и от дыхания его несло кислым вином, которое Йова теперь пил без меры.

— Слышишь, никто, — хрипло сказал он, и глаза его стали глазами охотника, выслеживающего добычу. — И тот гонец, которого ты послал, ни о чём никому не расскажет.

Бахари поднял брови, лишь чуть, чтобы изобразить интерес.

— Ты говоришь о человеке, посланном в Мараджу, чтобы там подготовились к нашему прибытию? Но о чём он мог рассказать, если не знал, куда мы поедем дальше?

— Я говорю о другом, которого ты отправил после, старый пёс, и ты знаешь, — недобро сказал Йова, а затем локоть его убрался с моего колена.

— Не знаю, о ком ты, — ответил Бахари, но Йове больше не было нужды глядеть в его лицо. Он знал правду.