Цимисхий был очень рад этому. Он тут же сказал паракимонену Василию, к которому его еще больше привязала отрадная кончина Полиевкта:
– Нам угоден такой праведник на патриаршем престоле, которого дела мирские интересовали бы меньше всего.
– И который поменьше совал бы нос в наши дела, владыка, – согласился Василий. – С нас довольно этого постного старика, которого Бог наконец прибрал…
Паракимонен подобострастно улыбнулся, но насупленный вид царя заставил его подавить улыбку.
– Полиевкт воображал себя равным царям и отравлял им существование, – сказал со вздохом Василий.
– Какого же ты мнения, паракимонен, о качествах патриарха, который был бы нам наиболее любезен?
– Я думаю, владыка, что на патриаршем месте должен быть человек простой, заботы которого ограничивались бы молитвой за подданных да воздыханиями о своих и наших грехах. И ученость и смекалка патриарху не обязательны. Ученые патриархи, владыка, в богословских спорах добираются до таких вопросов, которые во вред славе и величию василевса. Это я давно заметил. Притом же, слишком тонкие суждения, чтение книг и обширные познания наводят на вредные сомнения и являются источником самых тягчайших ересей. На патриаршем месте, мне кажется, угоднее быть человеку бедному, не искушенному в сладостях жизни и мирских соблазнах. Богатство не каждому впрок. Бедный, вознесенный на патриарший престол, будет нам по гроб жизни благодарен и предан, ибо разница между тем, чем он был и чем стал, всегда будет ему напоминать о наших благодеяниях, а бывшая его бедность всегда станет страшить его, если ему пригрозит опасность потерять патриаршее место. Владыка, он будет всегда сговорчивее, смиреннее, богобоязненнее. Я это знаю, видел всяких во главе церкви. Чем скуднее умом и достатком, тем лучше.
– Великолепно, мой славный Василий. Где же мы достанем такого чудесного патриарха?
– У меня есть на примете один монашек. Праведная его жизнь известна среди простого народа. Люди бегают за ним, как за святым, прося помолиться за них. Тело его в струпьях от вериг, ум не обременен знанием, помыслы же всегда направлены только к Богу, – ответил паракимонен, поняв намерения царя до конца. – Он отвечает всем требованиям василевса. Только вид у монаха не очень пристоен, праведная жизнь противоречит опрятности. Лохмат, грязен, вшив, слюняв. Придется его принарядить немножко, но потом…
Цимисхий даже обрадовался:
– Это выше всяких похвал. Устрой так, мой дорогой, чтобы на сборище митрополитов и епископов он явился в своем естественном виде. Да будет всем видна его несравненная святость. Пусть духовные отцы, проповедующие воздержание и отрешенность от мирских соблазнов, вдоволь налюбуются на свой идеал.
Тут уж оба они обменялись улыбками.
Цимисхию некогда было заниматься церковными делами, он торопился упорядочить военные конфликты. Срочно созвал во дворец на совет митрополитов и епископов, которые находились в столице. Он ненавидел почти всех их. Со многими из них, когда они были еще забулдыгами и вели светский образ жизни, он проводил игривые вечера в обществе доступных женщин. Видеть их лицемерно постные личины, озабоченность якобы неземными делами было для него сейчас и забавно и тягостно.
Многих он презирал за узость мысли, за тупой фанатизм, из-за которого в подчиненных им монастырях людей гноили на цепях в подземельях за одно необдуманно брошенное слово. Несчастных называли «еретиками». А «еретиков» в Византии сжигали живыми, ослепляли, оскопляли, сажали на кол, четвертовали, распинали на крестах. Такими «еретиками» были чаще всего простые и добрые люди: крестьяне в селах, ремесленники в городе, у которых осторожность и византийское двоедушие, столь свойственные богатым и знатным, чиновникам и придворным, совершенно отсутствовали, и они походя высказывали мнения, идущие вразрез с мнением собора, патриарха, логофета полиции.
Многих из прибывших сюда василевс не жаловал за корыстолюбие, зная содержимое их шкатулок, количество поместий в провинциях, записанных на чужое имя, но приобретенных на приношения богомольцев.
Знал Цимисхий, как плохо кормят и содержат архиепископы, митрополиты и епископы свою братию по монастырям и церквам, а в поместьях морят голодом своих рабов.
Словом, василевс при виде скуфьи и шелковой рясы сразу терял веселое настроение. А тут предстояло выдержать церемонию целого сборища. Он намеренно созвал его во дворце, дабы помнили: внизу тайные подземелья, и чтобы высказывались за того патриарха, который угоден царю. Слишком много натерпелся Цимисхий от Полиевкта, лишившего его любимой женщины; слишком много вырвали у него уступок в пользу церковных магнатов, воспользовавшись первыми днями его еще не упроченного положения; слишком большую силу они представляли в государстве, мешавшую единодержавцам!
Полиевкт был вторым царем в стране, насаждал в подчиненных ему епископах ненавистную василевсом идею равнозначия царской и церковной власти. Цимисхий опасался, что при встрече с иерархами не выдержит царственного тона и сорвется. Василий его наставлял, утешал: