Князь Святослав

За три месяца, к зиме, Святослав полонил всю Восточную Болгарию, забрал ее столицу Великую Преславу и вторгся в пределы византийских провинций – Фракии и Македонии. Он обложил их данью, оставил там часть войска, а сам вернулся в Переяславец. Там он занялся изучением болгарских порядков и подбором разведчиков. Вскоре он стал хорошо разбираться в нравах людей, особенно бояр, и с нетерпением ждал своего советника Калокира, в который раз побывавшего в Царьграде. Святослав хотел точно знать мнение василевса, оставаясь в полном убеждении, что грекам не могла нравиться такая «помощь руссов».

Калокир прибыл в Переяславец под вечер зимнего дня и, пользуясь особым расположением князя, прошел к нему прямо в горницу. Святослав отдыхал на медвежьей шкуре. Он обрадовался Калокиру, вскочил, обнял его.

– Ну как? Скорее, что нового?

– Скажу, князь, тебе по-дружески: василевсу Никифору не нравится наша помощь.

Святослав засмеялся.

– Еще бы нравилась! Нашел дурака. Признаться, и я не рассчитывал на симпатию царя…

Святослав налил вина, выпили.

– Что же все-таки он думает?

– Он говорит, что вместо маленького неприятеля – болгар он теперь имеет коварного и матерого врага – руссов, которые, захватив Болгарию, пялят глаза на Романию. Словом, он очень обеспокоен тем, что ты, может быть, не захочешь уйти обратно в Киев.

– И он, представь, прав. Теплый климат Дуная нам очень по нраву. Здесь изобилие плодов земных. Сюда сходится все благое: от греков золото, паволоки, вина и разные дорогие вещи; от чехов и серебро и кони; из Руси – меха, мед, воск и невольники. Не для того я жертвовал кровью своих воинов и тяготами родной земли, чтобы Никифор вделал лишних два рубина в свою корону. Насколько я знаю, царь сам не промах. Ведь ты говорил, что он добыл престол через женщину. Это такой путь, идти которым любой воин моей державы постыдился бы. Руссы привыкли пользоваться женщинами вовсе не в подобных целях. Славу и положение они добывают не через баб, а мечом и отвагой…

– Я не краснею за нашего василевса, – ответил шутливо Калокир. – Я его сам презираю. Прекрасная наружностью и любвеобильная василиса Феофано отравила своего первого мужа Романа, чтобы свое сердце вместе с престолом отдать Никифору… Это всем известно. Так имеет ли право этот узурпатор называть меня бесчестным изменником, если я сам обнаружил намерение, сходное с тем, которое он осуществил?

Калокир разделся, скинул с себя русский тулуп, остался в тунике и, приятно поеживаясь в теплой комнате, потягивал вино и говорил:

– В свое время, друже, вместе со мной Никифор околачивался в приемной царя Романа, толкался среди жадных и лицемерных царедворцев, заискивая у презренного евнуха Василия, ползал в ногах у царицы и наконец сумел ей понравиться. Кровь стынет, когда я вспомню, как этот ханжа, заставивший свое войско провозгласить его василевсом, двигался к столице. Как все мы – заметные чиновники государства – перетрусили, вышли к нему навстречу, упали перед ним ниц, точно перед законным царем, а в церквах трусливые попы стали служить торжественные молебны. А потом все мы скопом начали сгибать спины перед ним, как перед прирожденным василевсом. И ведь я отмечал тот день самым счастливым в моей жизни, в который этот узурпатор не замечал даже моего присутствия в огромной толпе заискивающих чиновников. Какой стыд и несправедливость в мире, если подумать, что многие лучше его знают науку управлять…

Калокир раскраснелся с дороги, захмелел.

– Князь, – умоляюще произнес он, – вручи мне ромейскую корону поскорее, я буду твоим верным данником и никогда не выйду из твоей воли… Или сейчас, или никогда. Падение Романии неотвратимо. Я знаю положение в моей стране, все шатается и не на что Никифору опереться. Твои победы парализовали волю василевса. Священники, землевладельцы, придворные прикрывают свою ненависть к василевсу маскою спасительного угодничества и бесстыдной лести. Торопись, князь! Упустишь – беда. У тебя много невольных союзников. Цимисхий, этот отважный полководец, когда-то помогавший Никифору захватить престол, сам мечтает о том же. О, я знаю его неодолимую мечту. Это прекрасный вояка и ужасный властолюбец… Но ведь битвы выдерживают не только сильные, но и умные, зоркие, смелые.

– Слабых народы ненавидят.

– Пусть ненавидят, лишь бы боялись. Князь, положим конец и этому наглому посягательству Цимисхия. Ты не найдешь лучшего друга, чем я, ставленника на престол ромейской державы, которая почти в твоих руках.

Калокир протянул к князю руки и стал сползать с кресла на колени. Святослав удержал его за руку:

– Негоже, патрикий, благородному ромею так унижаться перед варваром.

Калокир поднялся и неохотно уселся на кресло. Отрок внес фонарь из дыни, с горящим обломком просмоленного дерева. Свет заиграл на шитой золотом одежде патрикия.

Святослав продолжал: