Княжич, князь

– Для тебя и покупал. Владей, друже.

– Ну спасибо. Вот это да… А мне теперь и отдариться нечем, ведь никак ожидать не мог.

Даже не успев должным образом опечалиться, Держан опять загорелся:

– А вот уж знаю, чем отдарюсь! Сделаю да прихвачу с собою, когда меня наконец-то надумают к вам в обитель отправлять.

И выжидательно покосился на отца.

– Когда надумаю, первым о том услышишь, – отозвался князь Стерх. – Тебя же, княже, напоследок еще раз поблагодарить хочу. Изрядную помощь ты оказал – что в моих делах, что даже в державных. Знаю, сейчас по обыкновению своему отнекиваться начнешь, спорить со мною. Не делай этого, просто восприми убо. Согласен? Вот и ладно. Ведай, что отныне в доме нашем ты всегда гость желанный. И ждать тебя будут здесь не только я с супругою…

Согнутым пальцем подбив седые усы, он кашлянул многозначительно. Княгиня быстро одернула широкий рукав мужниного кафтана, заботливо оправляя его, и улыбнулась Кириллу.

– И что ж не так? – изобразил удивление князь Стерх. – О Держане шла речь, всего лишь о Держане. Сдружились-то ведь насколько.

Что-то заставило Кирилла поднять глаза и ему показалось, что от растворенного оконца в верхнем ярусе тут же отпрянуло вглубь лицо княжны Светавы. Краешек сердца ощутил легкий укол не совсем понятной вины.

Отозвав в сторонку отца Варнаву, князь Стерх заговорил с ним вполголоса. Княгиня Радимила вздохнула – и от неизбежной печали расставания, и от незнания, чем бы этаким еще озаботиться напоследок. С хозяйской сноровкой подыскав себе новую хлопоту, всплеснула руками:

– Брат Иов! А укладочку мою со снедью – в дороге вам перекусить – не забыл ли?

– Нет, княгиня.

– А гостинцы?

– И гостинцы уложены, спаси Господи.

– И окончательно прощаться время пришло, – в тон брату Иову добавил подошедший отец Варнава, поднимая руку для последних благословений.

Кирилл с завистью посмотрел, как легко, не касаясь стремени, настоятель вскочил в седло и уже оттуда возвестил:

– Милость Господня да пребудет на доме сем!

– Мира и блага на всем пути вашем! – рокочущий голос князя Стерха покрыл собою и этот, и все прочие прощальные возгласы.

Кирилл поклонился с коня. Тряхнув поводьями, со внезапно нахлынувшей радостью подумал:

«Видана…»

***

Когда они приблизились к очередному пологому перевалу, на вершине одного из придорожных пригорков вскочили на ноги двое мальчишек. Приложили ко лбам ладошки, переглянулись и, размахивая руками, завопили:

– Едут! Едут!

Покинули свое (явно дозорное) насиженное место, резво понеслись в долину.

Кирилл поневоле обернулся – позади было пусто.

– Никак, нас караулили, – сказал отец Варнава. – Боле некого.

Дорога свернула, плавно направилась вниз, где в широкой пойме давным-давно обмелевшей речушки лежало большое и богатое село Ракитное. Под придорожными ивами на его околице пребывала в очевидном ожидании группа крестьян, от ближайших изб к ней поспешали присоединиться всё новые и новые люди.

Подъехав поближе, отец Варнава остановил коня. Стоявший несколько наособицу степенный сельчанин с заметным смущением выступил навстречу, возгласил неожиданно звучным и густым басом:

– Благословите, владыко!

– В имя Отца и Сына и Святаго Духа! – громко и раздельно произнес настоятель, осеняя всех знаком креста. – Да только не епископ я, людие. Игумен Варнава. А тебя, брате, за един глас твой впору во протодиакона рукополагать.

– Простите, отче: в одёже дорожней вы и прошлый раз были, когда сельцом нашим в ту сторону проезжали, а статью – как есть владыка. Заробели тогда со словом к вам обратиться, порешили дожидаться, как ворочаться станете.

– И доныне, гляжу я, в робости пребываете, – заметил ободряюще отец Варнава. – Говори смело, брате. Да назовись, пожалуй.

– Опять простите, отче, – человек вздохнул, оглянувшись зачем-то на сельчан. – Иустин я, титарь храма в честь Сретения Господня. С просьбою мы к вам альбо с жалобою – уж не знаю, как и сказать поладнее. Настоятель-то наш, отец Алексий, обиды многие людям чинит. И не токмо прихожанам. Да вот намедни даже: сосед мой Гладила говорит мне…

– Погоди, Иустин-титарь, – отец Варнава покинул седло, сделав своим спутникам знак. Кирилл быстро спешился вслед за Илиею с Иовом, обрадованный лишним поводом размять ноги.

– Продолжай.

– Да, отче. Стало быть, Гладила и говорит: «Иустине, а почто это отец Алексий ваш пеняет мне, что я-де не богам-Оберегам поклоняюся, а листьям, камням и деревяшкам резным да крашеным? Нешто иконы ваши не то ж самое дерево да краски?» А я ему на то ответствую: «Отец Алексий, конечно, обидное для Древлеверия говорит, однако и ты неправо судишь о святых образах, Гладило! Поклоняяся образу, мы отнюдь не древо повапленное почитаем, а…»

– Думается мне, то не самая горькая из накопившихся обид, – мягко перебил его отец Варнава. – О более существенных поведай, брате.

Титарь растерянно замялся. За его спиной тут же раздалось:

– И поведаем, отче. Для того и ждали вас. А у тебя, Иустине, куда лучше получается хозяйство приходское вести, нежели речи толковые. Ну-ко…