Княжна Тата

Южная весна вяла съ синихъ небесъ уже во всей неотразимой своей прелести, когда пыхтящій локомотивъ подвезъ къ желзнодорожной станціи, ближайшей къ имнію Можайскихъ, длинный рядъ вагоновъ ожидаемаго Скавронцевымъ позда. Онъ побжалъ на встрчу имъ вдоль платформы, не чувствуя ногъ подъ собою. Звенвшая кругомъ весна пла и въ душ его свою волшебную соловьиную пснь…

Пла она и въ душ Тата, показалось ему въ первую минуту встрчи. Она такъ и освтила его блескомъ своихъ глазъ, счастливымъ выраженіемъ своей улыбки:

— Здравствуйте, Александръ Андреевичъ, какъ я рада васъ видть! говорила она, протягивая ему руку въ перчатк, и крпко, по-мужски, пожавъ его руку, поспшно отняла свою, какъ бы съ тмъ, чтобы скоре сдлать ему вопросъ:

— Письма есть?

— Почта съ вами пришла, — отвтилъ онъ, глядя на нее восхищеннымъ взглядомъ и едва находя силу говорить, — сейчасъ разберутъ…

— Нтъ, изъ арміи? нетерпливо проговорила она на это.

— De mon pauvre Anatole? тутъ же завздыхала въ объясненіе маленькая княгиня, вся шатавшаяся и безпомощно мотавшая головой отъ усталости и тряски желзнаго пути.

— Я ничего не получалъ, сказалъ Скавронцевъ, предлагая ей руку, за которую тотчасъ же и уцпилась она жестомъ утопающаго, хватающагося за прибережный кустъ;- а вы разв ждете?..

— Да, сказала Тата, — я ему писала еще въ март, когда мы думали выхать, чтобъ адресовать впредь письма въ Большіе Дворы…

— Ему лучше, по послднимъ нашимъ извстіямъ, gr^ace `a Dieu, завздыхала опять княгиня, — но въ этомъ Санъ-Стефано климатъ, говорятъ, такой ужасный! Только и буду спокойна, когда увижу его здсь… Отецъ Ефимъ здоровъ? спросила она безъ передышки.

— Здоровъ, княгиня, что ему длается! засмялся Александръ Андреевичъ.

— Пожалуйста, cher ami, молвила она уже шепотомъ, — когда прідемъ домой, пошлите ему сейчасъ сказать, что я желала бы сегодня же отслужить молебенъ…

— Пойдемте, однако, maman, притрогиваясь въ локтю матери, сказала княжна, — вотъ и сундуки наши несутъ; пора хать!

Скавронцевъ слъ на передней скамь ихъ просторной четверомстной коляски, и въ продолженіе всего пути (отъ станціи до Большихъ Дворовъ было верстъ пятнадцать,) не отводилъ "ненасытнаго взгляда" отъ Тата, благо маленькая княгиня тутъ же и заснула, подъ убаюкивающее качаніе рессоръ прочнаго стараго экипажа. Княжна не избгала его глазъ, изрдка улыбалась имъ даже въ отвтъ… Но влюбленный старый гвардеецъ, упоенный счастіемъ ея возвращенія, ея близостью, вявшимъ отъ нея знакомымъ и сладкимъ ему тонкимъ запахомъ ириса, не могъ не замтить однако съ тайною горечью, что въ улыбк этой было нчто гораздо боле похожее на какую-то благосклонную снисходительность, чмъ на ту манящую загадочность, отъ которой такъ блаженно и такъ мучительно билось сердце его три мсяца назадъ. Въ разговор съ нею онъ не нашелъ ни единаго случая намекнуть на это недавнее прошлое, на свое, все также, еще боле, казалось ему, горячее чувство въ ней. Она все время держала этотъ разговоръ на дловыхъ мотивахъ, говорила про Красный Крестъ, разспрашивала его про мастерскую, про баронессу Этингенъ, "полезною" дятельностью которой, говорила она Скавронцеву, къ нкоторому его удивленію, очень довольны были въ Петербург…

Жизнь въ Большихъ Дворахъ потекла опять по обычному своему руслу, но это было теперь то прежнее, "прозаическое" теченіе жизни, "безъ слезъ, безъ жизни, безъ любви", по которому плылъ Скавронцевъ о бокъ съ этими барынями цлыя пятнадцать лтъ, и съ котораго вдругъ соскочилъ онъ въ одинъ осенній вечеръ, захваченный и унесенный коварнымъ женскимъ словомъ, обманчивымъ призракомъ невозможной взаимности… Онъ одинъ теперь вспоминалъ объ этомъ, упорствовалъ въ этомъ обман. Для Тата какъ бы никогда не существовали т божественные для него три мсяца. Онъ былъ для нея прежній Александръ Андреевичъ, почтенный человкъ, другъ ея семьи, на которомъ лежала забота о благосостояніи ихъ всхъ, за что она съ своей стороны обязана была быть съ нимъ внимательною и любезною и оказывать ему нкоторые petits soins, какъ выраженіе должной ему благодарности, и — ничего, ровно ничего боле… Когда онъ смущенно и пытливо искалъ въ глазахъ ея тхъ мгновенныхъ лучей, которыми освщала она его въ прошлыя блаженныя минуты, глаза эти теперь отвчали ему выраженіемъ какого-то наивнаго, чуть не дтскаго удивленія. "Чего ты хочешь"? словно спрашивали они…

— Вы все забыли въ Петербург, Наталья Васильевна! вырвалось у него однажды подъ напоромъ невыносимой тоски.

Она чуть-чуть сморщила брови и подняла голову, какъ бы стараясь припомнить:

— Что забыла?.. Я кажется все привезла, что нужно…

Скавронцевъ засмялся горестно и желчно:

— Не то совсмъ, не то-съ!.. Вы только понять не желаете…

Она уставилась на него невиннйшимъ, недоумвающимъ взоромъ:

— И не понимаю совсмъ. что такое? Скажите пожалуйста, cher Александръ Андреевичъ, скажите скорй, вы знаете, какъ я любопытна!..

Онъ схватился рукой за голову и выбжалъ изъ комнаты "дуракъ-дуракомъ", какъ выражался онъ про себя мысленно…