Учитывая разновременность проводившихся раздач и влияние на этот процесс ряда других факторов, к концу 30-х гг. XVI в. поместная система была представлена в нескольких вариациях. В новоосваиваемых уездах, где массовые испомещения начали проводиться сравнительно недавно, существовала возможность строить служебные отношения на единых «правильных» основаниях, не считаясь со сложившимися традициями. В «старых» поместных уездах, к которым относились, к примеру, Новгородская земля и Тверской уезд, служебные отношения находились в более устоявшемся состоянии. Как это видно из упоминаний жалованных грамот в дозорной книге 1550-х гг., поместные раздачи в Тверском уезде производились несколькими волнами, присутствовали также пожалования личного характера. Состояние поместной системы напоминало здесь многослойный пирог, в котором отсутствовала целостность. И если в новгородских пятинах, несмотря на отмеченные проблемы, поместная система продолжала функционировать более или менее исправно, то в Твери ситуация требовала более радикального решения.
Еще более запутанной была ситуация в уездах, где поместные раздачи проводились в индивидуальном порядке, в качестве дополнения к имеющимся вотчинам. В этом случае вряд ли вообще приходилось говорить о каком-то единообразии и контроле со стороны центрального правительства. Распространенной практикой была передача поместий и их раздел внутри семей служилых людей[617]
.Несмотря на мнение Г.В. Абрамовича о распространении на территории всего Московского государства конца 1530-х гг. минимального поместного оклада – 10 обеж или 100 четвертей, многим помещикам продолжали осуществляться более мелкие пожалования[618]
. В 1540 г. Я.С. Колотиловский получил, например, 25 четвертей пашни. Это пожалование было примечательно сделанной формулировкой: «по наказному списку и по окладу боярина князя Ивана Михайловича Шуйского», которая свидетельствует о распространении окладных норм на основной территории страны. Обращает внимание кратность этого оклада, которая в целом находила соответствие с новгородскими «образцами», хотя и заметно отличалась от них в меньшую сторону[619].В других жалованных грамотах 1530–1540-х гг. ссылки на оклады отсутствуют, а сам их формуляр не претерпел каких-либо изменений. Тем не менее некоторые данные показывают, что в это время уже сложились правила распределения служилых людей на окладные группы. Фрагмент платежной книги 1542/43 г. волостей Шерна, Воря и Корзенев, Радонеж и Бели Московского уезда показывает, что норма размеров поместий в 25 четвертей, как это было отмечено в грамоте Я.С. Колотиловскому, была довольно типичной. У местных помещиков, большинство из которых относилось к служилой мелкоте из второстепенных фамилий (большое количество дворцовых слуг – подьячих, сокольников), преобладали владения размером в полполполчети сохи (25 четвертей). Чуть реже присутствовали наделы в полполполтрети сохи (35 четвертей). Подобное единообразие, при безусловном фактическом расхождении в имеющемся количестве пахотной земли, могло быть вызвано одновременностью произведенных в предыдущие годы поместных раздач «по спискам». Несмотря на скромные размеры поместий, все фигурировавшие в этой платежнице дети боярские не получили придач. Очевидно, эти размеры рассматривались как соответствующие их уровню[620]
.Близкие размеры поместий были характерны и для раздач 1547 г. в той же волости Шерна. В этом случае помещики, некоторые из которых имели знатное происхождение, получали небольшие придаточные поместья, которые должны были снабжать их провизией (в первую очередь сеном) во время пребывания в Москве. Раздачи, видимо, шли в четвертях, по определенным статьям, как это было предусмотрено позднее в 1550 г. при составлении Тысячной книги. При описании поместья И. и Д.А. Чеботовых упоминалась, например, недодача им одной четверти пашни[621]
.