Князья веры. Кн. 2. Держава в непогоду

— Оставь её, князь! Оставь! — воскликнула она и стала с яростью отнимать Ксению у Рубец-Мосальского.

Василий с силой оттолкнул Марию, она упала.

— Господи, порази меня громом за то, что спасала этого василиска от смертной кары. — И Мария заголосила на всю палату.

— Молчать! Слушать! — призвал князь Воротынский. Он подошёл к князю Рубец-Мосальскому и сказал: — Отпусти Ксению. Возьми стрельцов и отведи всех Годуновых в их собственный кремлёвский дом, поставь стражу.

— Слушаю, княже Иван, — смирился князь Василий перед лицом более влиятельного Воротынского.

В тот же час по приказу мятежных князей стали разыскивать и хватать всю родню Бориса Годунова, всех дальних родственников по ветви Вельяминовых и Сабуровых.

А на Красной площади шло своё действие. По команде Богдана Бельского толпа притащила патриарха Иова и дьякона Николая на Лобное место. Поднявшись следом за несчастными, разгорячённый Богдан, обуреваемый местью за прошлые свои обиды от церкви и от царского двора, крикнул:

— Эй, россияне, кто волен сорвать святительские одежды с человека, который слабодушным участием в кознях Борисовых лишил себя доверенности народной?!

В московском люде возникло замешательство. Стало просыпаться сомнение: так ли уж грешен перед державою великомудрый боголюбец Иов? Да тут ещё дьякон Николай крикнул:

— Православные христиане, отпустите с Богом своего пастыря в изначальное место, Старицы!

— Молчать, прислужник и холуй, — грубо оборвал Николая Бельский. И снова крикнул в толпу: — Знать, оскудела Русь честными и смелыми мужами!

И нашлась чёрная душа. Тут же выскочил на высокое место дьяк Андрей Шерефединов, потянулся к святительским одеждам патриарха, сорвал с него панагию и стал срывать мантию и ризу.

— Да вольны же мы и казнить поносителя имени законного государя, многажды посылавшего анафему и отлучившего от родной православной церкви! — кричал в народ Богдан. — Эй, кто там готов вершить суд праведный?!

— Да не сатанинский ли? — раздался вдруг зычный голос от стен собора Покрова-на-Рву.

— Неправедный! Неправедный! — донеслось из многих мест Красной площади. — Отпустите боголюбца с миром!

Само намерение казнить первого российского патриарха, наместника Божьего на земле, многих на площади смутило и привело в гнев.

«...Тогда от соборной церкви клирики во все церковные двери выбегоша, вопль и крик с плачем сотвориша о Иове патриархе, и моляше народ, бе бо опалилися от беснования».

Но нашёлся кат, и, пока любящие патриарха христиане увещевали Бельского прекратить позорище, человек без имени и звания, без роду и племени, без Бога в душе, по прозвищу Клещ, пробирался к Лобному месту, чтобы взойти на него и поднять топор над духовным отцом России, правдолюбцем и сочинителем любезных народу книг.

А что же патриарх Иов? Он вспомнил, как утром перед ним явился архиепископ Игнатий-грек, как он принял сие явление за знак беды, и смирился с участью. Он стал безучастен к происходящему.

Вверил свою судьбу Всевышнему и положился на его милосердие и мудрость. О смерти Иов не думал, потому что она не пугала его. Он сожалел лишь о том, что не дождался митрополита Казанского Гермогена, не передал ему престол русской православной церкви, как наидостойнейшему и Богом наречённому.

И пока Иов размышлял об этом перед ликом наближающейся смерти, к Лобному месту устремились три силы, которые волею Судьбы и Всевышнего и должны были решить предвечное повеление: лишать или не лишать живота патриарха всея Руси.

А первая сила была злодейская, направленная рукой бывшего думного дьяка-печатника Василия Щелкалова, попавшего в опалу от Бориса Годунова за измену. Той силой был палач по прозвищу Клещ. Вторая сила, милосердная и дружеская, — спешил на помощь патриарху митрополит Крутицкий Геласий, почитатель любезного Иова. Третья сила явилась посланной Господом Богом — гнал от Тверских ворот усталых коней митрополит Казанский Гермоген. Провидцы Катерина и Сильвестр, что возвращались с Гермогеном из Казани, где прятались от гнева Бориса Годунова, сказали Гермогену:

— Над старшим братом твоим во Христе нависла смертная беда. Спаси человека чистого и непорочного, пречестнейшего хранителя христианской веры греческого закона.

— Успею ли? — только и спросил Гермоген.

— Успеешь, владыко! — ответил Сильвестр.

— Да поможет нам Всевышний, — выдохнул Гермоген и повелел гнать коней.

Это случилось ещё, когда патриарха Иова схватили в алтаре. А до Москвы оставалось шесть вёрст.

ГЛАВА ВТОРАЯ

СУДЬБА АРХИЕРЕЯ

Блеснула на солнце холодная сталь топора. Палач Клещ пробовал остриё пальцем — гож ли топор. Потом Клещ схватил Иова и повалил его на помост. Да снова взялся за топор и медленно занёс его над патриархом. Народ онемел от ужаса.

Но орудие зла безвестного палача по прозвищу Клещ не упало на тонкую беззащитную шею патриарха. Богатырская рука Геласия пресекла зло. Он остановил замах, вырвал топор, швырнул его на помост, а самого Клеща с силой турнул в шею с высокого места.

Тогда топор схватил Богдан Бельский и, подавая Андрею Шерефединову, приказал:

— Руби!